•Адрес: Екатеринбург, Сибирский тракт, 8-й км,
Свято-Пантелеимоновский приход
Екатеринбургской епархии РПЦ
Почтовый адрес: 620030, г. Екатеринбург, а/я 7
Телефон: (343) 254-65-50•
Тот, кто внимательно следит за новостями Екатеринбургской епархии — публикуемыми на епархиальном сайте, в «Православной газете» или идущими в эфире телеканала «Союз» — может заметить, что практически ежедневно архиепископ Екатеринбургский и Верхотурский Викентий совершает богослужения в храмах города и области.
Обязательными участниками архиерейского богослужения на протяжении многих лет являются два протодиакона — о. Игорь Романенко и о. Андрей Мезюха. Их голоса — всегда подлинное украшение службы. Прихожане, не знакомые с батюшками лично — а таких большинство — различают их по внешности: отец Игорь темноволосый, у отца Андрея волосы светлые. Но внешнее внешним, а ведь у обоих священнослужителей за плечами огромный опыт жизни в Церкви — причем, еще с советских времен. Побеседовать с каждым из них на страницах «Православного вестника» мы планировали уже давно. Но как-то все не складывалось. И вот, наконец, в сентябре этого года интервью с отцом Игорем состоялось. Мы предлагаем его вниманию наших читателей. Надеемся и на встречу с отцом Андреем в ближайших выпусках «ПВ».
Отец Игорь, я знаю, что Вы выросли в верующей семье. Расскажите, пожалуйста, об этом.
Я не могу сказать, что родился и воспитывался в семье глубоко воцерковленной, потому что, нужно признаться честно — времена были тяжелые, советские, и люди были запуганы. Исповедовать Христа Спасителя, исповедовать свою веру открыто тогда просто боялись.
Ну, а вообще семья была верующая. Но больше всего в меня вложила моя бабушка. Вся церковность нашей семьи исходила от бабушки и держалась на ней. Все, что мы получили — получили в первую очередь от нее, ее наставлениями, ее молитвами, взирая на ее личный пример. Именно она настаивала на том, чтобы родители водили нас с младшим братом в храм, а когда они не могли, то в храм нас водила бабушка.
Мой отец работал на ответственной должности. То есть, работал-то он инженером, но был специалистом высокого класса, и должность была ответственной в том отношении, что ему очень часто приходилось бывать за границей. Естественно, он был под особым надзором у органов. Тем более, что он не был коммунистом. Поэтому папе предложили переехать из закрытого в то время Свердловска в европейскую часть России. В результате, когда я учился в старших классах, мы переехали в город Харьков. Там я окончил школу.
Родители мои до сих пор там живут и здравствуют, слава Богу. Сейчас-то, конечно, они беспрепятственно, без всякого страха и упреков с чьей-либо стороны ходят в храм — каждый праздник, по субботам и воскресеньям и не только: мама моя еще и трудится в храме. Но в те времена, конечно, было все несколько сложнее. Родители ходили в храм очень редко. По настоянию бабушки они венчались, но, опять-таки, для конспирации венчание состоялось не в городе, а в поселке Черноисточинск под Нижним Тагилом.
Харьков — это же Украина. А в советское время верующим там было легче.
Там было намного свободнее. Меня очень удивляло: по населенности, по значимости Свердловск и Харьков были примерно одинаковы, но здесь, у нас, действовал один-единственный кладбищенский храм, а там только в городе насчитывалось 7, а с пригородом — 11 храмов. Советские времена,
После школы Вы служили в армии?
Да. Сначала служил в учебке в Одесской области, а потом — в Забайкалье, в Читинской области. Был водителем машины обеспечения связи. То есть, была возможность относительно свободного передвижения. Но ни в одном из населенных пунктов, где я бывал, не было храма. Поэтому в течение двух лет я не мог ни на службе побывать, ни причаститься. А крестик всегда был при мне. Конечно, о том, чтобы носить его открыто, и речи не могло быть. Но мама сшила мне мешочек с булавочкой, и крестик хранился там, пристегнутый изнутри к гимнастерке. На время стирки я его отстегивал, потом вновь прикреплял.
А, окончив службу, Вы вернулись в Екатеринбург (не хочется называть его Свердловском)?
После демобилизации я снова приехал на Урал. Бабушка к этому времени уже умерла, Царство Небесное рабе Божией Антонине. Последние годы она трудилась у Владыки Платона (Архиепископ Платон (Удовенко) управлял Екатеринбургской епархией с 1980 по 1984 г. — прим. ред.). И я, придя в храм, стал у Владыки Платона иподиаконом.
Владыка Платон оставил о себе добрую память. А его проповеди помнят даже люди нецерковные.
Владыка Платон говорил очень хорошо, доходчиво, ясно. Вообще, он был очень образованным человеком. Кроме того, Владыка долгое время трудился за границей. На нашу кафедру он попал из Аргентины. И, конечно же, при нем для людей верующих было некоторое облегчение. В том отношении, что с Владыкой Платоном власти и органы КГБ начали считаться. Раз человек занимался дипломатической деятельностью (Владыка Платон совмещал управление обширной епархией с должностью заместителя председателя ОВЦС — прим. ред.), конечно, это их уже настораживало и они, может быть, даже побаивались. И открыто не прижимали, не гнали так, как это было раньше. А раньше здесь имели место самые откровенные издевательства со стороны властей.
С Владыкой Мелхиседеком
Был такой случай, когда секретарь райкома чуть ли не в алтарь ворвалась с требованием отправить Святые Дары на экспертизу. В городе была эпидемия гриппа, и эта партийная дама намеревалась проверить, нет ли там вируса. Вот до таких кощунств доходило. А Владыка Платон подобные поползновения прекратил, и тех людей, которые так ретиво были настроены против Церкви Христовой, утихомирил. Он неустрашимо, без страха перед власть имущими защищал Церковь, священнослужителей — это, конечно, в глазах верующих было очень ценно. И память о нем живет до сих пор. С него, можно сказать, началось возрождение более свободной церковной жизни в нашей епархии.
У Владыки Платона я иподиаконствовал недолго, несколько месяцев. А затем, когда подошло время, Владыка дал мне необходимые рекомендации, характеристики, и по его благословению я поступил в Московскую духовную семинарию в городе Загорске (ныне — Сергиев Посад). Это был 1984 год.
Но до перестроечных изменений было еще далеко. Как и почему Вы решили связать свою судьбу с гонимой Церковью?
Такая решимость появилась еще со школьной скамьи. Это было внутренним желанием сердца. Оно неистребимо. Как бы ни запрещали, оно было. В школе, где я учился, ребята над верой не подсмеивались. С учителями было сложнее, но до крайностей не доходило.
Во время визита Святейшего Патриарха Алексия II в Тобольск
Звонит как-то моей маме директор школы: «Нам нужно поговорить о вашем сыне. А вопрос такой, что по телефону это нельзя обсуждать». Мама пришла в школу, и там ей сказали: «Вы знаете, Вашего сына видели в храме! Он у Вас, оказывается, в церковь ходит!» Мама ответила: «Да, я знаю об этом. Но я считаю, пусть лучше он в церковь ходит, чем будет по подворотням бегать с жуликами или учиться пить и курить». Директор с ней согласилась: «Возможно, вы и правы». Словом, в связи с тем, что я ходил в храм, никаких эксцессов особых не было. А ребята вообще нормально это воспринимали.
Мама защитила Ваше право верить. Но, насколько я понимаю, родители не настраивали Вас на церковное служение? Не заставляли ходить в храм или, скажем, молиться?
В те времена, конечно, заставлять никто не мог. А, может быть, с моей стороны был и какойто протест: раз родители редко в храм ходят, я буду туда ходить регулярно. А если бы заставляли — трудно сказать, возможно, все было бы подругому. Я не знаю. У меня вот так сложилось. Духовной литературы тогда было очень мало, но все, что было, прочитывалось не по разу, с жадностью. Или знакомые священники давали что-то почитать, или другие верующие люди. Основной литературой был журнал Московской Патриархии, который продавался в церковных киосках. Конечно, любая церковная информация была интересна. Видимо, жажда как можно больше узнать (а все было запрещено и труднодоступно) и подстегнула мое желание поступить в Духовную семинарию.
То есть, ни о каком принуждении речи не было. А сегодня одна из наших неофитских болезней — стремление быстренько сделать всех вокруг святыми, хотя бы в собственной семье. Результат бывает печальным.
Я знаю много семей, где дети воспитываются относительно свободно. Их не заставляют молиться. И они ходят в храм. Конечно, особенно в том возрасте, когда дети начинают взрослеть и осознавать окружающую действительность, все надо делать с любовью и с лаской. Если б хоть один человек в семье стал действительно святым, то и все вокруг стали бы святыми без всякого принуждения. В тех случаях, о которых вы говорите, может быть, проявляется ревность не по разуму, фанатизм. Это присуще многим людям, которые только приходят в Церковь: они сами загораются, и им хочется, чтобы и все остальные горели бы, как они, ярко. Но святые отцы говорят, что все должно быть постепенно. Невозможно взобраться по духовной лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Только хорошо изучив и осознав все, что есть на каждой ступеньке, можно благополучно, не упав с этой лесенки, добраться до вершины.
Отец Игорь, а как Вы приучали своих детей к храму, к вере, к молитве? Вам, как священнослужителю, наверное, с одной стороны сделать это было проще. Но, с другой стороны, во время богослужения у Вас нет возможности стоять вместе с детьми.
Мне проще потому, что у меня есть замечательная супруга, матушка Любовь, которая на сто процентов и занимается воспитанием детей. Так получилось, что в 1989 году Владыка Мелхиседек сделал меня протодиаконом. Это накладывает особые обязанности и совершенно особый образ жизни — почти все время отдается служению при архиерее. Свободного времени остается очень мало. Времени на воспитание детей тоже. Но я в этом отношении счастливый человек, имеющий такую спутницу жизни, которая всю себя отдает семье. Матушка сама родом из хорошей православной воцерковленной семьи. И все это ей удается передавать детям, у нее замечательно получается. Сейчас наш старший сын Сергей учится на 4 курсе Екатеринбургской духовной семинарии, иподиаконствует у Владыки Викентия. А дочь София учится в медицинском колледже. Люди все церковные.
Наверняка, в Вашей семье есть свои традиции...
... только на их соблюдение у меня почти нет времени. Но традиции, конечно, есть. Как только появляется малейшая возможность — летом или осенью, когда более-менее безопасно и нет клещей — выезжаем за город. Можем собирать грибы или просто ходить по лесу. Я в лесу отдыхаю. И матушка очень любит лес. А еще любим петь. Даже караоке для этого купили. Редко, но собираемся все вместе, и поем. В микрофон. И смотрим, сколько у нас баллов. У матушки бывает больше, чем у меня.
А как Вы встретили свою вторую половинку? И как давно это было?
Это было в августе 1985 года, я тогда перешел на второй курс семинарии. Старшая сестра моей Любаши трудилась в нашей семинарии. По какому-то делу я поехал из Загорска в Москву на электричке. Подошел к кассе, чтобы купить билет, и сразу обратил внимание на девушку, очень похожую на сотрудницу нашего храма — мол, надо же, как бывают люди похожи. А потом увидел их вдвоем. Промыслом Божиим было то, что мы оказались в одной электричке. Потому что я предпочитал ездить на электричках, которые идут из Александрова с редкими остановками и довольно быстро доезжают до Москвы.
На Афоне
А девушки сели на электричку местного формирования, в которой было меньше народу, но она шла со всеми остановками и позже приходила в Москву. Ну, а я ждал александровскую электричку. Время подходит — ее нет, еще подождал — все равно нет. И я пошел на вторую электричку. Так мы оказались вместе. Раз одна из девушек была мне знакома, я подсел к ним, и завязалась беседа.
В первую очередь в Любаше мне понравилось то, что, вступая в разговор, она краснела. Меня это внутренне поразило: надо же, еще есть такие девушки, что, когда она заговаривает с незнакомым молодым человеком, у нее даже румянец на лице появляется — то есть, даже в те времена это была огромная редкость. Внутренне я все это оценил, и с течением времени пришла решимость жениться. Вернее, решимость-то пришла сразу, а благословение от духовника было получено только по окончании семинарии. Свадьбу мы сыграли, когда я уже учился на первом курсе академии. А до этого дружили.
Так Вы еще и Академию окончили?
В Академии я проучился два года. Когда у нас родился сын, мне благословили перевестись на заочное обучение. Но и его я не окончил. Когда я учился на третьем курсе академии, мне пришел вызов на сессию. Я был к этому готов. Но в нашей епархии ожидалось событие, пропустить которое было нельзя — перенесение мощей праведного Симеона из Екатеринбурга в Верхотурье. Я направил в Академию телеграмму, заверенную Владыкой Мелхиседеком, и ходатайство Владыки. Но, несмотря на это, мне пришло уведомление об отчислении за неявку на сессию. Не знаю, с чем это было связано — может быть, они не получали телеграммы, может, еще что-то произошло... В Академию тогда как раз пришел новый ректор, и, видимо, он посчитал причину моей неявки недостаточно уважительной. Ну, Бог им судья. На этом моя учеба закончилась.
Зато у Вас огромная практика. Освящения и закладки храмов, освящения колоколов и куполов, богослужения — у Владыки такая география поездок, что диву даешься. И Вы всюду вместе с ним. А ведь мало кто задумывается о том, насколько непростым является служение протодиакона.
Именно из-за отсутствия свободного времени, которое можно было бы уделить семье, протодиаконское служение сложное и больше подходит для монахов. А вообще протодиаконское служение — это украшение службы. Но человеку воцерковленному, который приходит в храм для того, чтобы иметь единение с Богом в молитве, в таинствах, это просто не нужно. Все это внешнее. Красота службы, скорее, нужна людям, которые только приходят в Церковь.
В Иудейской пустыне
Я повторюсь, это не служение для людей верующих и воцерковленных, это своего рода миссионерская деятельность, направленная на людей только пришедших. Они видят красоту убранства храма, красоту службы, красоту церковного пения. И это должно повлиять на их эстетические чувства.
Потом уже, в дальнейшем, они более глубоко все осознают и поймут, что не это самое важное, и что это совсем даже не важно. А важнее-то как раз красота духовная. А мы служим для тех, кто только что пришел. Но так как они приходят постоянно, наше служение никак не идет на убыль.
Отец Игорь, а как удается Вам совмещать молитву с заботой о вокальной стороне дела?
Когда голос не уставший и хорошо звучит, тогда о технической стороне вообще не думаешь. А когда голоса нет, тогда и молитва не идет, и думаешь о технике.
Нередко ловлю себя на том, что слишком сложные и красивые распевы на службе отвлекают от молитвы и хороши скорее для концертов, чем для богослужений. А Вам какие песнопения больше нравятся?
Которые попроще. Есть хорошие песнопения церковных композиторов, которые настраивают на молитву, а не отвлекают от нее. Все это зависит от вкуса регента. Если он правильно понимает свою деятельность, на которую поставлен, то он правильно выбирает репертуар, чтобы все сочеталось. На богослужении не может быть разнобоя, все должно быть в одном стиле. Тогда человек настраивается на молитву с самого начала и не отвлекается. Когда идет песнопение одного автора, потом — другого автора, которое совсем не сочетается с предыдущим в музыкальном отношении — конечно, человеку сложно настроиться. Особенно если хор начинает ошибаться, если чтец делает ошибки. Ведь нередко на службе стоят люди, которые больше знают, чем певчие на клиросе. И подобные нестроения их смущают.
Отец Игорь с матушкой Любовью
Конечно же, лучше, чтобы в храмах трудились люди хорошо подготовленные. Это требование еще Святейшего Патриарха Алексия Первого и, вообще, требование жизни. Потому что неподготовленный священнослужитель — это соблазн для людей. Он может быть и старательным, но если он не умеет правильно прочитать Евангелие, он может вложить в слова совсем не тот смысл. Вот сейчас стали издавать новые словари, где пытаются исказить русский язык под вульгарноразговорный (сложно сказать, зачем это делается). Но с церковнославянским языком так нельзя: одно ударение, не туда поставленное, может изменить смысл слова и целого предложения и, соответственно, привести к недоумениям. Поэтому на клиросе и в алтаре все люди должны быть грамотными.
Вы бывали во многих, если не во всех, храмах епархии. Какой из них Вам ближе и роднее?
Иоанно-Предтеченский кафедральный собор Екатеринбурга. Это мой родной храм с пеленок. Раньше в городе никакого другого храма-то и не было. К моменту моего рождения Михайловскую церковь, которую открыли после войны, вновь закрыли — это был период хрущевских гонений. Храм на весь город оставался только один — Иоанно-Предтеченский. В нем меня крестили, в нем я возрастал, в нем Господь сподобил и служить.
Батюшка, а когда и где Вы приняли священный сан?
21 июля 1989 года, в день Казанской иконы Божией Матери, меня рукоположил во диакона ректор Московской Духовной Академии Владыка Александр (Тимофеев), ныне покойный (он скончался на Саратовской кафедре). Это было в Казанском соборе города Дмитрова — недалеко от Сергиева Посада. Владыка Александр был архиепископом Дмитровским.
Дорогой отец Игорь, редакция «Православного вестника» поздравляет Вас с 20-летним юбилеем Вашего служения — и, наверное, все наши читатели к этому присоединятся. И хотя мы делаем это с некоторым опозданием, но зато тепло и искренне. Многая и благая лета Вам и Вашей семье!
И по традиции мы просим Вас пожелать что-либо нашим читателям. Среди них есть и люди воцерковленные, и те, кто еще только присматривается к Церкви.
Боюсь, что это прозвучит как некий штамп, но людям, которые ходят в храм, в первую очередь я бы пожелал возгревать в себе веру, чтобы она не оскудевала, и как можно больше делать добрых дел.
А люди, которые еще стоят на церковном пороге — дай Бог, чтобы на их пути встретились настоящие православные христиане, чтобы ничто в Церкви их не озлобило, не отпугнуло, чтобы они воцерковились и стали бы настоящими прихожанами.
Сегодня у нас в гостях — проректор Духовной семинарии, настоятель храма во имя святых равноапостольных Кирилла и Мефодия протоиерей Петр Мангилев.
В июльском номере «Православного вестника», мы рассказывали о неожиданном паломничестве, которое члены нашего туристического клуба совершили во время сплава по реке Исеть.
Сегодня гость нашей рубрики — отец Александр Рыков, клирик СвятоТроицкого Кафедрального собора, кандидат исторических наук, проректор по воспитательной работе Уральского института бизнеса.
В Екатеринбургской епархии широко и живо обсуждается новая система подготовки к Таинству Крещения.
О вере в Бога, о храме, о семье и о театре мы сегодня беседуем с Наталией и Сергеем Кращенко. Сергей — солист Государственного академического театра оперы и балета. Наташа, тоже балерина, сейчас всецело посвятила себя семье.
Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.
Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.