•Адрес: Екатеринбург, Сибирский тракт, 8-й км,
Свято-Пантелеимоновский приход
Екатеринбургской епархии РПЦ
Почтовый адрес: 620030, г. Екатеринбург, а/я 7
Телефон: (343) 254-65-50•
Когда стоишь на богослужении в Успенском соборе, то, помимо искушения вместо молитвы решать в уме всемирные и локальные проблемы, встречаешься также и с испытанием дискомфортом. Если печи в разрушенном храме нетоплены, то там очень холодно (особенно мерзнут ноги). Если с дровами перестарались – духота, жара, а то и печной угар. Тесно, опять же. Пол неровный, бугристый. В общем, почва для недовольства и ропота богатая. И порой очень даже увлекательно бывает самому с собой порассуждать на этот счет… но посмотришь на батюшек, на алтарников, которым ни выйти, свежим воздухом подышать, ни ногами попритоптывать во время долгой службы нету никакой возможности – и выздоравливаешь. А надо заметить, что опыт служения в ситуации не только дискомфорта, но и природных катаклизмов, у клира Свято-Успенского храма богатый. Об этом напомнила статья, которая вне всяких планов и ожиданий, случайно-промыслительно возникла в редакционной почте и оказалась очень верным лыком в строку.
Это было Успенским постом 2001 года в строящемся тогда еще Пантелеимоновском храме г. Екатеринбурга. Тогда там происходило что-то удивительное и необъяснимое. Стройка встала. И храм представлял собой только стены, которые венчали не купола, а небо. И с этого самого неба почти каждый день лилась вода – прямо на прихожан. Дожди шли, не переставая, и люди на службах стояли под зонтиками. Почему? Да потому, что настоятель храма, игумен Димитрий, дал благословение: с 9 августа, то есть с престольного праздника, все службы совершать на "замороженной" стройплощадке – до того не известного никому времени, пока ситуация с безденежьем не сдвинется с места. Почти как в армии, когда дается команда копать траншею от рассвета до забора.
А с приказом кто поспорит? А с благословением? Потому и мокли под холодными августовскими дождичками и батюшки, и прихожане, и этим своим согласием потерпеть неудобства они как бы свидетельствовали: «Господи, мы готовы пожертвовать теплом и уютом ради того, чтобы Дом Твой увенчали купола. Мы готовы на подвиг ради дела!» Почему «как бы»? Да потому, что деваться людям было некуда. Не сами же они так решили. А приказы и благословения не обсуждаются – выполняются, и все тут.
Но от ропота и осуждения удержаться было трудно. Подвиг – вообще дело нелегкое, и вот уже одна матушка, сидящая за свечным ящиком на холоде и ветру в недостроенном храме (благо, хоть сама с товаром не мокла, спрятавшись под каким-то перекрытием), поделилась со мной такими размышлениями: «Совсем о. Димитрий людей не жалеет – никого! Батюшки все простыли, болеют. Прихожане все мерзнут и мокнут! И если отцам деваться некуда, то люди могут разбежаться. Если и дальше так дело пойдет, то мы скоро вообще приход потеряем – и храм не достроим, и народ разбежится».
Сегодня эти слова вспоминаются с улыбкой, поскольку и храм-красавец давно построен, и приходская жизнь в Пантелеимоновском приходе бурлит. А тогда возражать матушке не хотелось – напротив, очень хотелось согласиться, поддакнуть, сочувственно покивать головой. Да еще хотелось и своими мыслями по поводу такого благословения поделиться, т.е. невтерпеж было погрешить – осудить, возроптать, попрекословить, посвоевольничать. Но желание это сохранялось лишь до того момента, пока я не оказалась на соборовании.
Почему-то хорошо запомнился тот день. Дождя не было, но холодно было по-осеннему. Соборующихся в храме без куполов – раз-два и обчелся. Таинство совершал отец Евгений Попиченко, промерзший и простуженный, а помогал ему алтарник – мальчик лет 14-ти. Удивительным образом помог этот мальчик и мне – по-другому взглянуть и на благословение настоятеля, и на служение в Церкви, и на дела веры. Всем своим видом этот юный алтарник опровергал мысль матушки, что задумка отца-настоятеля напрасна и ужасна, если не хуже. Более того, и выражение лица подростка, и его неспешные действия свидетельствовали о другом – о том, что и можно, и нужно чуть-чуть потерпеть и столько же пострадать в «военно-полевых» условиях ради собственного же блага.
Выражение лица подростка и его неспешные действия свидетельствовали о том, что и можно, и нужно чуть-чуть потерпеть и столько же пострадать в «военно-полевых» условиях ради собственного же блага.
Его спокойствие, сосредоточенность и неторопливость в то самое время, когда хотелось приплясывать от холода и желать скорейшего завершения соборования, заставляли меня постоянно всматриваться в лицо этого отрока и спрашивать себя: «Что же он здесь делает? Зачем ему все это нужно?» Хорошо помню и такую мысль: «Ведь сейчас каникулы! Он же совершенно свободен! И, тем не менее, пришел сюда – в церковь!» Помню и родившийся от этой мысли вопрос: «Так что же он здесь нашел?»
В ту пору мне, выплакавшей все глаза от горя, набившей по всей голове шишки и изнемогшей под бременем жизненных проблем, казалось, что в церкви могут находиться только такие, как я, – труждающиеся и обремененные, что только таким здесь и место, что только здесь и обретается «покой душам нашим».
И именно желание этого самого покоя для моей измученной души удерживало меня тогда в храме и заставляло терпеть и дождь, и ветер, и холод. Я точно знала, зачем мне все это надо потерпеть. И терпела – кое-как, из последних сил.
А этому мальчику вроде бы и терпеть ничего не надо было! Да и силы свои на то, чтобы пребывать в таком неустроенном храме, он, похоже, не тратил, а скорее приобретал! И было очевидно – этот парнишка находится в храме и помогает батюшке не потому, что «без этого уже никак», а потому, что желает «с этим» быть. Вот уж воистину: что Господь утаил от мудрых и разумных, то открыл младенцам!
Но понимание это пришло намного позже. А во время того соборования меня настойчиво волновало другое: что же этому мальчику здесь надо? Тогда этот вопрос остался без ответа. Но сегодня, спустя 13 лет, ответ нашелся без труда. Увидев случайно фотографию одного батюшки, я узнала в нем того самого юного алтарника. И так обрадовалась! И тому, что Господь открывает Себя младенцам, и тому, что из этого получается!
Да, теперь я знаю наверняка, что не только убитые собственными грехами «разбойники и разбойницы» могут искать и обретать драгоценные жемчужины веры. Как знаю и то, что дети вполне способны к таким поискам и обретениям. Конечно, важно, чтобы рядом с ними были мудрые и терпеливые взрослые, которые могли бы вовремя подсказать, помочь, направить. Но по пути веры маленьким христианам приходится идти самостоятельно, и научаются они жизни по вере через свой собственный труд, через свои личные преодоления. Ведь Царствие Небесное силой надлежит брать каждому, и употреблять усилия для его восхищения придется каждому – независимо от возраста, пола и звания.
Да, так принято, что младшие учатся у старших. Но по Божией милости все промыслительно может происходить и наоборот! И тогда взрослые могут у детей брать уроки веры, послушания и терпения, а сами маленькие учителя об этом даже не догадываются.
Да и не надо! Главное, что, повзрослев, они становятся пастырями
«…Евфросинии, Матроны, Татианы, Екатерины, Сергия», – слышится из алтаря звонкий (ни с кем не спутаешь) голос игумена Димитрия (Байбакова). Когда вовремя Божественной литургии батюшка возглашает эту молитву об упокоении, давние прихожане понимают:
Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.
Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.