Журнал «Православный вестник»

Журнал «Православный вестник»

Адрес: Екатеринбург, Сибирский тракт, 8-й км,
Свято-Пантелеимоновский приход
Екатеринбургской епархии РПЦ
Почтовый адрес: 620030, г. Екатеринбург, а/я 7
Телефон: (343) 254-65-50•


•Русская Православная Церковь
Московский Патриархат
Екатеринбургская епархия•

 
Главная → Номера → №5 (94) → Прихожане

Прихожане

№5 (94) / 19 •мая• ‘10

Валентина ЕфремоваСпасо-Преображенский приход

•В этой теме:•

Спасо-Преображенский приход
2012: Преображение
Спасо-Преображенский приход
Встреча с батюшкой
Олег Васюнин

Ольга Григорьевна Пономарева о своих родителях:

«ЖИЗНЬ В БОГЕ БЫЛА ДЛЯ НИХ САМЫМ ГЛАВНЫМ»

«Религиозное воспитание – самый богатый дар, который родители могут оставить своему ребенку» Святая Страстотерпица Государыня Александра

Ольга Григорьевна Пономарева – прихожанка Екатеринбургского храма в честь Преображения Господня. Сама она из рода священников. Ее отец – протоиерей Григорий Пономарев, дедушки – ныне канонизированные протоиерей Сергий Увицкий и архимандрит Ардалион (Пономарев). Ольга Григорьевна – автор книг-воспоминаний о своем отце, священнике Григории Пономареве (на фото – родители О.Г. Пономаревой). Ольга Григорьевна, какие они были, Ваши папа и мама?

Дочери вообще очень трудно об этом говорить, хочется сказать, что самые лучшие, лучше них никого не было. Они были очень богонастроенные, жизнь в Боге для них была самым главным. Это был фундамент, на котором строилось все остальное; он был заложен еще их отцами, моими дедами.

Моя мама была женой «врага народа» – люди старшего поколения поймут, что это значит. В 1937-ом, в возрасте 21-го года, папа стал диаконом – и тут же его арестовали. Он был объявлен врагом народа. Мне тогда было полтора месяца, и мама осталась одна с такой крохой на руках. Пока она бегала, узнавала, где папа, куда его уведут, весь наш дом разгромили и разграбили. И только благодаря хорошим, добрым людям маме удалось со мной в эту же ночь уехать из Невьянска, где мы жили, потому что оставаться там было опасно. В своей новой книге «Православные матушки», где я пишу о своей маме, подробно описано, как это было тяжко, как это было жутко.

Помогла нам староста Невьянского храма Татьяна Романовна. Она спрятала нас с мамой дома в каком-то темном чуланчике, а для того, чтобы создать полное впечатление, что никого в доме нет, Татьяна Романовна заколотила окна, замок фиктивный повесила на дверь и ушла на целый день. Она пошла доставать нам билеты. Чтобы защитить нас, Татьяна Романовна поставила около ворот во дворе большой образ Спаса Нерукотворного, который и раньше помогал нашей семье. Она прикрыла икону травой, а потом и первый снежок всё присыпал.

С утра до позднего вечера мама просидела со мной в этом чулане, трясясь и дрожа, чтобы ребенок не заревел. Она говорила, что слышала шаги во дворе, но Спас охранял нас, не было даже попыток зайти в дом. И когда Татьяна Романовна вернулась, она сказала, что сплошные следы вокруг дома, а войти как будто не могли. Спаситель хранил. Татьяна Романовна посадила нас на поезд до Нижнего Тагила (там родственники наши жили). Икону она хранила, а когда папа вернулся с Колымы после 16-летнего заключения, Татьяна Романовна передала образ ему. С тех пор эта икона всегда была в нашем доме. И уже потом, когда не стало моих родителей, я решила, что надо бы Спасу Нерукотворному быть в храме.

После того, как Ваш папа вернулся из заключения, как складывалась его жизнь? Ведь время было тяжелое.

Он вернулся в 1953-м году, когда умер Сталин, и была амнистия. В это время мы с мамой, Ниной Сергеевной, жили в Екатеринбурге. Я окончила детскую музыкальную школу в Нижнем Тагиле, и маме сказали, что меня нужно дальше учить музыке. Мама столько героических шагов в жизни совершила! Ради моей учебы мы уехали в Екатеринбург. Мама сняла какую-то халупу на ВИЗе. Хозяин, который сдал ее нам, там сапожничал. И собака его там жила. Такое холодное помещение из фанерных листов. И пианино мы перевезли, ведь мне же заниматься нужно было.

Так мы и жили с мамочкой. Она была очень хорошей портнихой, прекрасно шила, и устроилась работать в ателье около Каменных палаток. Приходилось ей вставать ни свет, ни заря для того, чтобы протопить печку – правда, все тепло уходило на ветер, грели, фактически, улицу. Затем мама будила меня и уезжала на работу. А я тогда училась в музыкальной десятилетке. Раньше я была мамин «хвостик», бабушкин «хвостик», меня очень любили и жалели все родные, а здесь, в Екатеринбурге, пришлось окунуться в самостоятельную жизнь. В марте 53-го года, вскоре после смерти Сталина, к нам приехала из Нижнего Тагила бабушка. Она видела, как маме трудно, и старалась помочь и дочери, и внучке.

…Этот день я всегда буду помнить. Мама уехала на работу. Вдруг приходит хозяин нашей квартиры и приносит телеграмму. Бабушка читает эту телеграмму, бледнеет и медленно оседает на пол. Мне страшно так стало – я же ребенок, мне было 15 лет. Читаю телеграмму: «Прилетаю рейсом таким-то. Целую. Гриша». Папа мой! Потом мы немножко с бабушкой успокоились и подумали, что маме такую информацию преподнести нужно осторожно. И радость ведь иногда бывает шоковой. Когда мамочка приехала с работы, мы ей сказали об этом… Только бабушкина, материнская любовь смогла дать ей силы выдержать это испытание радостью.

И вот мы поехали встречать папу в аэропорт, а там нам сказали, что рейс задерживается (папа летел откуда-то из Читы, с пересадками, вылететь было чрезвычайно тяжело). В общем, так мы тогда его и не встретили. На следующее утро мама поехала отпрашиваться с работы, мы с бабушкой были дома, и вдруг видим: открываются ворота, заходит мужчина невысокого роста, голубоглазый, плащ на нем, белая сорочка, портфель в руках и такой северный загар на лице. Он оглядывается и идет прямо к нашей халупке. Такая встреча была, невозможно это описать… А когда приехала мама, увидела своего мужа, как преобразилось ее лицо! В ворота зашла старая, измученная, больная женщина, еле ноги несет, видно, что каждый шаг ей дается с трудом, и вдруг она останавливается, столбенеет, она видит его – и вот уже молоденькая красавица прямо по воздуху к нему летит … Я уже столько лет живу на свете, а этой картины забыть никак не могу...

День-два папа в себя приходил, а потом пошел в Иоанно-Предтеченский храм, показал все свои документы и сказал, что хочет служить в церкви. Папу назначили в Кушву диаконом. Мама с папой уехали, я осталась одна, и началась моя теперь уже совсем самостоятельная жизнь. Мне было 16 лет.

В Кушве был изумительный священник, отец Александр Введенский – бесподобный батюшка, я его до сих пор вспоминаю, такой умный, образованный, интеллигентный. Папа очень много почерпнул в общении с ним. Они два года с мамой прожили в Кушве, потом папу перевели в Нижний Тагил уже в сане священника, там он служил в Казанском храме, а потом его отправили в Курган (тогда еще была СвердловскоКурганская епархия, и уже года за три до папиного ухода из жизни епархии разделили).

Ольга Григорьевна, Вы говорили об удивительном уходе папы и мамы из жизни. Они вместе закончили жизненный путь?

Да, это так. В 1995 году я поехала в Курган, потому что родители были уже старенькие. Папа практически вышел за штат, но его часто приглашали послужить то в храме в Кургане, то в маленьких деревенских храмах в округе, и он всегда с радостью соглашался. Для него это был праздник, когда он мог снова послужить. Помню, что ворота нашего дома просто не закрывались, папу настолько знали и любили!

Когда-то он был единственным священником на весь Курган: утром служит Литургию, днем требы совершает, потом прибегает домой, быстренько хватает что-то поесть и едет к прихожанам. Причем, не только в самом Кургане: умирающего надо исповедать и причастить, тяжело больного пособоровать… И, естественно, никакой машины не было, а ездил он только на автобусах, на общественном транспорте. Когда папа приходил обратно домой, на него страшно было смотреть, он был мокрый весь, его выжимать можно было. Священническая одежда и так тяжелая и плотная, а сверху он надевал еще болоньевый плащ, и в 30-ти градусную жару человек в головном уборе, в плаще, с требным чемоданчиком прыгает по всяким транспортам и за город едет… Придя домой, он быстро переодевался и шел служить Всенощную.

Еще живя на Колыме, папа дал себе слово, что, если Господь даст ему выжить в тех чудовищных условиях, то он посвятит свою жизнь Богу. Так и получилось.

Уже в пожилом возрасте папа заболел, у него желчекаменная болезнь была, и в 77 лет ему сделали операцию. Жизнь его буквально висела на ниточке, начинался перитонит, но все-таки папа выжил – и снова в храм. Там уже и батюшки появились другие, и, тем не менее, он все равно служил, и люди шли к нему потоком.

Папа вставал часов в пять утра, а то и раньше, и это были самые лучшие часы, потому что в это время люди еще все-таки не решались его беспокоить. А часов с девяти уже звонки начинались в дверь, и приходили люди самые разные, из самых разных мест – откуда только узнавали! Из Воркуты как-то приехали: «Мы к батюшке Григорию, нам сказали, он может помочь, у нас пропал ребенок». – «А кто вас послал?» – «Да вот, Мария…» И папа молился об этих людях и об этом мальчонке, и самое интересное, что мальчик этот нашелся целый и невредимый, прямо вымолили его.

А мамочка моя, хоть и не заканчивала музыкального училища, была хорошим дирижеромхоровиком, она руководила церковным хором. С годами мама перестала работать, потому что здоровье у нее сильно пошатнулось.

Болели они недолго. Еще летом мамочке сделали операцию по поводу катаракты, потому что она практически ослепла. И вот в сентябре они оба себя почувствовали не очень хорошо, ближе к октябрю – еще похуже, но все еще держались бодро. А в середине октября, буквально за неделю до своей смерти, они слегли. Мама – а она была худенькая-худенькая – очень плохо кушала, к врачам старалась не обращаться, обследований никаких не проходили ни она, ни папа. За неделю до кончины мама стала очень много спать. Разбужу ее покормить, а она говорит: «Я не хочу, дай мне только водички попить». И опять спать. А папа, вероятно, духом ощутил, что конец близок, и тоже вдруг слег.

Буквально в последний вечер моя двоюродная сестра Катя сказала:

  • Давай-ка, иди домой, отдохни, на тебя смотреть тяжело, утомляешься ведь. Так меня спровадили домой (в Кургане я жила в отдельной квартире).

Часов в девять вечера папа вдруг говорит:

  • Знаешь, Катя, мне нужно помыться.

Организовали мытье быстро. После папа сказал:

  • Теперь все в порядке, иди за батюшкой, нужно исповедоваться мне и матушке.
  • Почему? Что? Как?

Побежали за священником, пришел молодой батюшка, отец Сергий. Папа попросил:

  • Сначала Нину Сергеевну исповедуйте.

А она спит, как ее исповедовать? Но как-то добудились, исповедали мамочку, причастили, потом папа исповедовался и говорит:

  • Ну и все, слава Богу, и хорошо!

Мама с папой в комнате ночевали, а на кухне осталась одна очень им преданная женщина, Тамара, много лет она была около них (теперь она уже схимонахиня в монастыре под Катайском). В 6 утра она открыла дверь, чтобы посмотреть, как там батюшка с матушкой. Показалось, что тихо так, спокойно спят. А когда она подошла проверить, спят ли, взяла маму за руку, а рука-то у нее была уже совсем холодная. Мамочка уже отошла… Она кинулась к папе. Папа тоже уже скончался… В одну ночь… Так их вместе и хоронили. И самое поразительное, когда эти два гроба еще в храм не занесли, вдруг приезжает машина, и на ней привозят Чимеевскую икону Божией Матери. Совершенно неожиданно, они даже не планировали в Курган заехать, но Господь привел. Эта икона их благословила в последний путь. В одной могиле хоронили, прямо около алтаря того храма, который мой папа и строил, и столько лет в нем прослужил.

Моя книга о родителях называется «Во имя Твое», потому что вся их жизнь была во имя Бога. Папу и маму невозможно разделить ни по духу, ни по поступкам, это совершенно два нераздельных существа…

От папы осталось много написанных им книг, часть мы уже издали, а другую пока не на что, денег не хватает. Папу очень интересовала апологетика, он серьезно к этому относился.

Ольга Григорьевна, а Вы человек тоже верующий?

Безусловно! Конечно! Знаете, как в жизни бывает, в юности все мы какие-то легковесные, но вера во мне всегда была твердая. Мама воспитывала меня, бабушка воспитывала, но с годами многое переосмысливается, а вера только укрепляется.

Насколько я знаю, Царский Крестмощевик, который сейчас находится в монастыре святых Царственных Страстотерпцев на Ганиной Яме, передан туда Вами. Пожалуйста, расскажите об этой святыне – как она попала к Вам?

У папы была родная сестра, Мария Плясунова, супруга настоятеля Оренбургского Кафедрального собора. Она познакомилась с монахиней Серафимой, которая хранила у себя этот Крест. По всем признакам он принадлежал царскому роду. И когда матушка Серафима почувствовала близость своей кончины, она попросила Марию Александровну передать Крест отцу Григорию, моему папе. Что и было исполнено.

Благодаря этому Кресту мой сын поднялся, практически, из могилы. Его жутко покусала собака, начался остеопороз, хотели делать операцию. Папа очень молился и этим Крестом его благословлял, и сын пошел на поправку, обошлось без операции. Крест этот хранился у папы, а когда родители скончались, перешел ко мне. А кто я такая, чтобы эту святыню хранить? В то время я уже переехала из Кургана в Екатеринбург. Тогда на месте Храма-на-Крови только забор стоял, и лишь один храм был построен на Ганиной Яме. Я передала Крест отцу Николаю Ладюку, и года два святыня хранилась у него в Спасо-Преображенском храме. В какойто момент – я была в Кургане, занималась книгой – отец Николай звонит и говорит мне: «Быстро приезжай, мы передадим Царский Крест в храм на Ганину Яму. Это будет очень торжественно». Таким образом, этот Крест попал на Ганину Яму, и до сих пор он там, чему я очень рада. Конечно, и в Преображенском храме было бы очень неплохо, чтобы такая святыня хранилась, но все-таки это более органично, что он на Ганиной Яме пребывает.

А о своих дедушках, священномучениках о. Сергии Увицком и о. Ардалионе (Пономареве), что Вы можете рассказать?

Закрутилась мясорубка 1937-го года, арестовали дедушку Ардалиона – это было монашеское имя Александра Пономарева. После смерти жены, в 36-ом году, он принял постриг с именем Ардалион, но в монашеском сане прослужил недолго. Арестовали… А дедушку Сергия арестовали значительно раньше, и он уже в 32-ом году погиб на Беломорканале.

Таких семей, наверное, было много. Чистых, праведных, очень правильных, очень богонастроенных. И они – в том числе. Дедушка Сергий много прослужил в Екатеринбургской епархии, да и дедушка Ардалион тоже. Дедушка Сергий был благочинным Нижнетагильского округа, последним местом его служения был храм, построенный Демидовыми в Нижнем Тагиле. Роскошный храм с нефритовым иконостасом, криптой, где были похоронены потомки Демидовых. Это был просто архитектурный шедевр. И, естественно, разбомбили этот храм большевики. Дедушку много раз арестовывали, но потом отпускали.

Когда его арестовали в последний раз, сначала он был на Вишере, и бабушке еще разрешили с ним повидаться. Это было их последнее свидание. Бабушка идет по улице вдоль колючей проволоки, кругом заключенные, и вдруг ее окликает какой-то старик: «Павленька!» – а ее Павла Ивановна звали. Она смотрит, и не сразу узнает мужа в этом облике. Он был страшно изможденный, опухший от голода… Им конвоир и двух слов друг другу сказать не дал. Больше сведений о дедушке Сергии не было очень долгое время. Бабушка приехала с последней встречи с ним совершенно убитая, она поняла, что это уже конец… А во время войны бабушке пришло сообщение, что в 1932-ом году дедушка умер на Беломорканале. При каких обстоятельствах – неизвестно. От голода, холода, или расстреляли…

А арестованного дедушку Александра, в монашестве Ардалиона, искала сначала старшая дочь – та самая Мария Александровна, которая передала Крест. Она даже в Москве к Молотову пробилась, но так и не нашла никаких сведений. Потом мой папа, вернувшись с Колымы, пытался что-то найти, и тоже безрезультатно. И вот уже в 90-е годы по третьему кругу поисков пошла я. Ходила и в областной архив, и в архив на ул. Ленина, 17, и где я только ни была. Нет сведений! Помог мне отец Валерий Лавринов, а потом еще и монахини Ново-Тихвинского монастыря. Из двух этих источников я и получила сведения о дедушке Ардалионе. Он недолго прожил. В 1937-ом году его арестовали, помучился он, был в Воркуте, в Сыктывкаре, и там в больнице умер в 1938-ом году.

А по воспоминаниям, что это были за люди?

Глубоко верующие, очень доброжелательные, всегда к ним можно было любому человеку обратиться, и всегда этот человек мог получить от них помощь. Но ведь большинство священников были именно такими. Дедушка Ардалион – тогда он еще был Александром – очень много времени уделял сыну – моему папе. Папа лет с четырех прислуживал в алтаре, и дедушка с ним очень серьезно занимался вопросами религии, вопросами Православия. Он подарил моему папе Евангелие и на полях книги написал: «Что бы ни случилось в жизни, преданность Господу Иисусу Христу будет присутствовать во мне всегда!..»

По материалам передачи, прозвучавшей в эфире радио «Воскресение»
С Ольгой Пономаревой беседовала Валентина Ефремова
Фото из книги «Во имя Твое...»

 
Спасо-Преображенский приход

Жизнь прихода

Ирина Пономарева

Воскресная школа: опыт веры и молитвы…

 
Спасо-Преображенский приход

Многая лета

Ирина Пономарева и Светлана Ладина

Бог о нас помнит…

Яндекс.Виджеты

Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.

Все Виджеты Православного телеканала «Союз»

Яндекс.Виджеты Православного телеканала «Союз»

Православный вестник. PDF

Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.

добавить на Яндекс