Роман Бисеров: Вместе мы — сила!

Роман, есть такое выражение: «В окопах атеистов не бывает». Согласитесь ли вы с этим или нет?

Если и соглашусь, то, может быть, только отчасти, потому что в моей жизни были разные ситуации, связанные и со мной лично, и с моими друзьями. Когда я пошёл в армию, то молитв не знал и в храм практически не ходил, то есть был обычным подростком. Но, когда уходил из дома, мама дала мне с собой на листочке молитву «Отче наш». Я её очень быстро выучил, и ещё до того, как попал на Кавказ, бывало, что в очень сложных моментах её читал, и ситуация резко менялась. Я понимал, что молитва мне, действительно, помогает.

Ещё когда я служил срочную службу, была история: мы собирались идти колонной в Чечню из Моздока. Ситуация была очень напряжённой, нам нужно было ждать прикрытия для колонны по земле и с воздуха. Я решил помолиться. У меня с собой был огарочек свечи, я её зажёг, уединился в машине, читал молитву… И меня за этим делом застали сослуживцы, подняли на смех: «Зачем?». Я попытался им объяснить своими словами, но ребята меня не особо поняли, не поддержали.

Мы так и не дождались прикрытия, которое должно было нас сопровождать, вышли колонной позже назначенного и большую часть пути шли в тёмное время суток – это очень сложно.

И вот, когда колонна попала под первый обстрел, меня вдруг по рации спрашивают ребята: «Бисеров, а ты, когда в Моздоке молился, ты за всех молился?» Я в ответ: «Нет, я как-то даже не подумал, вы же не просили». Ну, меня стали обвинять, и обвиняли на таком хорошем солдатском языке. И очень настоятельно попросили помолиться ещё раз, и помолиться за всех. И я прямо в эфире, на ходу прочитал Отче наш...

Уже на подъезде к Грозному возникла ещё одна очень сложная ситуация: был очень серьёзный обстрел, и мы плохо понимали, сколько нас, кто за кем идёт, потому что была ночь, шёл очень сильный дождь. Нашей задачей было выйти в аэропорт Северный и там собраться. И когда мы всё-таки все туда добрались – разными путями, потому что колонна была разорвана – нас пересчитывали раз пять: офицеры не могли поверить, что все приехали, что вся колонна собралась и что даже в сопровождении все ребята живы. Были пробитые, простреленные машины, но у нас не было ни одного раненого!

Можно много говорить, судить – что сыграло роль? Может, сильный дождь – ведь боевики тоже не железные. Может, и молитва. У каждого в этой истории своя правда.

Роман, а в 2003 году, будучи уже человеком гражданским, вы снова ездили в Чечню.

Дело в том, что в первый раз, уже не в качестве военного, я был в Чечне в 2001 году. Мы очень много выступали с концертами перед нашими солдатами, и я везде искал наших земляков, везде спрашивал, кто есть с Урала, записывал всех на VHS-камеру, потом переписывал кассеты и развозил их родителям военнослужащих.

Тогда мне в голову пришла идея провести поездку по Чечне, по уральским подразделениям. Два года мы зрели и готовились, и в 2003 году состоялась акция «Уральский караван», целью которой было дойти до Нижнетагильского отряда спецназа и до Асбестовской бригады разведки, которые были в Чечне. Мы КамАЗом должны были доставить ребятам гуманитарный груз. Полную фуру мы тащили туда. Нас было три товарища: Володя Василькив и Лёша Уланов – ветераны первой чеченской кампании, и я.

И когда мы выезжали из Краснотурьинска, мне мама дала с собой в дорогу бутылочку со святой водой. Мы этой водой окропили нашу кабину, в Екатеринбурге получили благословление священника в дорогу. У нас была с собой свечка. Шли очень спешно, практически не спали. Но всё-таки когда останавливались, мы зажигали эту свечу, Лёша Уланов читал одну молитву, я читал другую, и мы ехали дальше. А Володя Васильков был у нас такой, мягко говоря, атеист и над этим всегда иронизировал.

Надо сказать, что по пути туда у нас всё было гладко, мы шли по графику, хотя в Дагестане нас не встретило прикрытие, и мы шли без него. Мы знали, что за нами был «хвост», но в конечном итоге состыковались с группой прикрытия, которая и заводила нас в ущелье, где дислоцировались наши ребята-уральцы.

На обратном пути мы заехали в Ессентуки, и, когда прибирали в кабине, я просмотрел, как ребята бутылку со святой водой выбросили. Видимо, нечаянно. Я этого не знал. Но то, что стало происходить после уборки машины, на обратном пути, не поддавалось никакому объяснению. У нас были постоянные проблемы и с машиной, и с нашим доблестным ГИБДД, и дорога домой стоила нам очень больших денег.

И уже, когда мы вернулись в Краснотурьинск, я выпрыгиваю из кабины – и Володя мне говорит: «Ты бутылку-то свою забери!» Я с улицы уже засовываю руку под кресло – а бутылки со святой водой там нет. Я и понимаю, что её выбросили в Ессентуках. И спрашиваю его: «Вот, теперь ты понял разницу – когда мы были под покровом и когда без него?» И по его лицу было ясно, что он тоже всё понял.

Роман, в Краснотурьинске, где вы возглавляете ветеранское движение, не так уж и давно произошел вопиющий случай, который всколыхнул всю Россию. Молодые люди сплясали на памятнике погибшим воинам и выложили потом это видео в интернет. Я помню, что раздавались призывы порвать, затоптать, закопать, и все, замерев, ждали каких-либо действий именно от ветеранов. Как председатель ветеранской организации, как вы на этот инцидент реагировали?

В первые два - три дня я приходил домой в 12 часов ночи, потому что всё время сидел в офисе и отвечал на телефонные звонки, которые приходили, действительно, со всей страны. Очень много было гнева, очень много злости… Первое ветеранское собрание прошло так, что просто приходилось брать людей за руки и успокаивать. Родители погибших тоже очень болезненно всё это восприняли.

А мы, на самом деле, были в тупике, потому что, когда мы увидели этот ролик – там лиц не было видно, и мы подумали, что это дети. Мы решили, что не будем воевать с детьми. Обратились в прокуратуру. Потом выяснилось, что этим «детям» от 20 до 24 лет, что некоторые из них отслужили в армии, и для нас это стало вторым шоком.

Я была уверена, что это подростки! Ну, ничего себе...

Нет, это были взрослые ребята. И, знаете, был суд, и наше законодательство не нашло никаких аргументов к этим людям, чтобы хоть как-то привлечь их к ответственности. Это был ещё один удар: мы поняли, что наши мемориалы, наши святыни, наши памятники никак не защищены. И в этой ситуации мы пришли к такому выводу: не гнобить, не наказывать их, хотя были призывы писать им на работу, чтобы их увольняли, устроить им «режим выжженной земли». Но мы решили не идти таким путём.

Мы объявили о проведении благотворительного марафона «Наша память – землякам», главной целью которого был вовсе не сбор денег. Мы стремились снова рассказать людям о том, что это за мемориал, в честь кого он, почему он нам дорог. 6 сентября 2013 года мы закончили марафон, потому что в 1996 году 6 сентября мы этот мемориал открывали.

На заключительный концерт к нам приехал Нижнетагильский ОМОН, они привезли технику, оружие, была организована выставка, показательные выступления. Ребята из Лобвы продемонстрировали рукопашный бой. Серовский кадетский корпус показал свою работу. Народу было много! А на те небольшие деньги, что были собраны в ходе проведения марафона, мы установили видеонаблюдение за мемориалом. И я очень надеюсь, что подобное никогда не повторится.

То есть, вы эту рану залечили.

Я очень на это надеюсь.

Роман, напоследок – слово к братьям-ветеранам.

Ребята, я хотел бы всех попросить в эти, может быть, непростые наши дни и времена, быть вместе. Вместе друг с другом, вместе со своими семьями. Потому что на наши с вами плечи ложится забота о наших близких. Поверьте, я знаю, как они за нас переживают… Давайте своим спокойствием, своим примером будем заряжать своих близких и наше окружение. Вместе мы – сила.

•11 •декабря• 2014•