Елена Макарова: «Просто хочу спастись»

Так сложилось, что в работе над этой статьей встретились две Елены: одна Макарова, другая Макеева, одна – терапевт, другая – психолог. Елена Макеева – корреспондент ПВ, Елена Михайловна Макарова – старший врач-терапевт медико-санитарной части МВД России по Свердловской области, прихожанка храма во имя Всех Святых. После общения наша Лена так отозвалась о своей собеседнице: «Есть люди, которые живут просто. Просто работают, просто любят своих близких, просто честно выполняют свой долг, просто ходят в храм, просто хотят спастись… И сохраняют эту простоту даже в наше сложное время».

– Елена Михайловна, давайте поговорим о Вашей работе. Судя по названию учреждения, Вы лечите сотрудников полиции?

– Фактически, да. Но у нас также лечатся члены их семей, пенсионеры МВД и еще несколько групп прикрепленного контингента.

– Вы изначально стремились работать именно в этом учреждении?

– Скорее, так сложилось. Еще во время учебы в ординатуре по рекомендации моей знакомой я пришла в эту медико-санитарную часть. И, поскольку я консерватор, человек не особо активный в поиске нового, то и остаюсь на одном месте уже 20 лет. Раньше работала здесь в стационаре, а, когда открылся дневной стационар, возглавила его.

– Ваше мировоззрение, Ваш православный взгляд на мир проявляется в общении с пациентами?

– Я иногда позволяю себе ненавязчиво поговорить с человеком о его жизненной ситуации. Ведь каждая болезнь чем-то провоцируется. Например, гипертония, как правило, связана с эмоциональной нагрузкой, стрессом. Неразрешенные внутренние конфликты реализуются в гастритах, в язвенной болезни. Кто-то переживает непростую ситуацию и не может с ней смириться, отвлечься, и возникает так называемое психосоматическое заболевание. Собственно, мирской образ жизни, суета и провоцируют эти недуги.

У нас закрытое учреждение, и мы хорошо знаем наших пациентов. А, зная человека и его семейную ситуацию, я иногда могу себе позволить побеседовать о том, что надо принимать все как есть, это для чего-то нужно. В каких-то случаях, не навязывая своего мнения, порой говорю о том, что надо идти в Церковь, но не просто там стоять и свечки ставить, а просить Божией помощи, участвовать в Таинствах.

– Как Вы справляетесь с эмоциональным выгоранием?

– Сказать, чтобы это сильно меня тревожило, я не могу. Все-таки, у меня щадящая специальность, нет таких эмоциональных нагрузок, как, например, у врача-реаниматолога или кардиолога в палате интенсивной терапии. Но, с другой стороны, при любой работе, связанной с постоянным общением с людьми, высока вероятность выгорания.

Я стараюсь, во-первых, отдохнуть в выходной день. Мы ездим в сад, чтобы отключиться от этого городского темпа, шумов, звуков. Еще стараюсь читать – есть много хорошей религиозной литературы. Помимо того, что есть хобби и увлечения, однозначно помогает Господь. И призывание помощи Божией в течение дня, и исповедь, на которой каешься в том, что не достает любви, терпения в общении с людьми, особенно с теми, кто чем-то тебя раздражает. Конечно, не человеческая помощь, а именно Божия. Свой день я начинаю с молитвы «Царю Небесный…», обращаюсь за помощью к святому целителю Пантелеимону. Это очень поддерживает и дает силы в течение дня.

– Елена Михайловна, Вас как врача с большим стажем какие проблемы волнуют в современной медицине?

– К сожалению, я вижу, насколько примитивной становится медицина. Все реформы, все преобразования, начиная с революции 1917-го года, под разными красивыми вывесками приводят и к формализации, и к искажению, и даже к погублению человека и врача как врача. Ведь врач – это особая специальность. А в силу социальных изменений врач становится исполнителем и формалистом.

Врач, который в первую очередь должен лечить людей, поставлен в такие рамки, что вынужден больше заниматься какими-то записями, которые вообще не имеют места в жизни. А на бумаге они должны быть, потому что этого требуют инструкции. Угнетает и примитивность, бедность, раздробленность медицинских учреждений: на это обследование езжай туда, а чтобы сдать анализ, езжай в другую сторону. Мне настолько жалко моих пациентов, которые сталкиваются с подобными ситуациями. У человека возникает серьезное заболевание – и начинается: тут сделай платно одно, там сделай платно другое, бесконечно жди в очереди. Я просто им сочувствую.

В новостях нам сообщают, что открываются новые центры с супертехнологиями. Это хорошо, но эти супертехнологии имеют индивидуальное применение, строгие показания. А наша обычная жизнь связана с поликлиникой по месту жительства. Пациенты иногда рассказывают о таких случаях, что… Например, у человека аритмия, его привезли в приемный покой, а врач говорит: «Мы не можем вас госпитализировать, так как по инструкции это не показано». И человек с аритмией, с отдышкой, с обострением заболевания возвращается домой. А что его ждет дома, неизвестно: или он умрет, или найдет какой-то выход. Мы становимся очень формализованными, и многое решает бумага, потому что по бумаге воспринимают нашу работу.

Зарплата у медиков небольшая, а семью надо обеспечивать, поэтому врачи работают на полторы ставки, да еще стараются брать дежурства.

– А еще участковым терапевтам выделяют 15 минут на прием одного пациента…

– В этом отношении мне проще. Я не на участковой службе, поэтому позволяю себе потратить на человека столько времени, сколько считаю нужным. Если даже в очереди люди ждут, и кто-то, не дождавшись, уходит. Ну, что делать? Человек ведь сам ко мне придет в следующий раз, и получит такое же внимательное отношение, как и тот пациент, на которого я сегодня много времени потратила. Мне нравится, что можно уделить человеку достаточное количество времени и внимания и просто выполнить все, чему меня обучали в институте. Ведь в результате я понимаю, откуда у человека проблемы, что ему посоветовать, как эффективнее лечить.

А еще благодаря своей работе я вижу, чем и как живут люди, о чем у них болит голова, сердце, душа.

– Получается, что врач больше лечит словом, сочувствием, добрым отношением?

– Тут нужно подходить с рассуждением. Если это какая-то экстренная ситуация, например, у человека болевой синдром, то нужны конкретные действия и фактические знания.

– Бытует мнение, что молодое поколение врачей значительно отличается от старшего. Приходят люди с другими интересами, другой мотивацией. Врачи «мельчают», если так можно выразиться. Не наблюдаете такого явления?

– Я не могу сделать такого вывода, потому что у меня нет перед глазами примера. А вот моя подруга, которая работает в медицинской академии и преподает на выпускных курсах, действительно, говорит, что отношение студентов к профессии стало потребительским. Главное – высокая зарплата, поэтому многие молодые врачи уходят представителями в фармфирмы, где и оклад хороший, и машины дают. На экзаменах студенты настолько примитивно отвечают, что, вроде бы, надо двойку поставить, но в свете новых требований лучше поставить тройку и отпустить. В результате получается врач «на троечку».

Каждый пациент сейчас для врачей – это фактически источник дохода. Медицинская карта или история болезни оплачивается, потому и начинаются всякие приписки, чтобы был готовый продукт, который отвечал бы требованиям свыше. Насколько то, что написано в документах, соответствует действительности, это еще большой вопрос. Если фирма, которой делегировали проверять и оценивать качество историй болезни и оплачивать их, будет недовольна их ведением, врач пострадает в финансовом плане. В нашей больнице такое присутствует только частично, поэтому в чем-то мы «вольные казаки». А в муниципальных больницах уже все жестко.

– Можно задать частный вопрос? Как Вы относитесь к прививкам? Одно время шли острые дискуссии на эту тему…

– Здесь принципиально что? Нужна определённая компетенция. Личное мнение – это не значит профессиональное. Я не врач по профилактике. Но могу сказать твердо, что у мамы должно быть законное право выбирать, поставить или не поставить прививку ребенку. Если ребенок ослаблен, почему бы ему не пропустить какую-то вакцинацию?

Я скептически отношусь к тому, что девочек прививают от папилломы шейки матки. По крайней мере, свою дочь я отказалась прививать. А так всех детей (у меня их трое) прививала по календарю в свое время.

Прививки нужны, чтобы создать инертный слой. Иначе у нас будет вспышка или эпидемия какого-нибудь заболевания. Если не привить, появится поколение людей, восприимчивых к данной инфекции. Как произошло с туберкулезом. В результате реформ сейчас нет такой крепкой службы по профилактике и лечению туберкулеза, какая была раньше. Теперь пожинаем последствия этого.

У родителей должно быть право выбора и спокойная, не «оголтелая» информация о прививках. Потому что у многих людей рождается страх: все пришло с Запада, происки американцев, ничего хорошего от этого не жди и т.п. Но ведь везде существует разумное начало. Что касается прививок от гриппа, то я считаю, что тут тоже должен быть выбор. Потому что тот вид вируса, от которого человек прививается, может не совпасть с тем вирусом, который придет к нам. Профилактику вирусной инфекции можно проводить и другими способами, не обязательно вакцинировать.

– Елена Михайловна, позвольте от вопросов о работе перейти к теме веры. Расскажите, пожалуйста, о том, как Вы пришли в Церковь вообще и в этот храм в частности.

– Мне сложно назвать конкретную ситуацию, которая стала бы переломным моментом на пути в храм. Я помню, что у моей бабушки были иконы, и перед одной из них всегда лежало пасхальное яичко. Какие-то внешние моменты отложились у меня в памяти. Вот и все, не более.

Никто не говорил со мной о Боге. В храм в детстве не ходила, молитв не читала. Проходила атеистические науки, была любителем общественной работы. Жила, как обычный, среднестатистический человек. И даже не знаю, как и почему в 38 лет, будучи беременной, незадолго до родов я спонтанно пришла в храм и приняла крещение.

Потом прошло время. Я занималась семьей, маленькой дочкой – обыкновенные материнские заботы. И постепенно стала замечать, что мне неинтересно стало смотреть телевизор, что мне это даже претит. И от газеты, которую раньше мы выписывали на протяжении 20-ти лет, испытала разочарование: какой-то нездоровый настрой там появился, я бы не хотела, чтобы мои дети воспитывались в таком духе. Я увидела, что это негатив и поняла, что надо оградить детей от такого влияния. Хотя сыновья-то уже прошли этот этап, а Нина была еще маленькая. Тогда и пришло решение отдать дочь в воскресную школу.

Ближайший к нашему дому храм – во имя Всех Святых на Михайловском кладбище. Так потихонечку – во-первых, пытаясь разобраться в себе, во-вторых, желая оградить ребенка от зла и привить ей что-то настоящее, вечное – я начала ходить в храм. Было положено ходить каждое воскресенье – стала ходить каждое воскресенье. Стала молиться, читать утреннее и вечернее правило. Стала делать самые элементарные вещи, пока просто потому, что так надо.

Я поняла, что, собственно говоря, надо спасаться. И если я хочу спасаться, то речь идет не только обо мне: надо спасать тех, кто рядом со мной, а это, прежде всего, дети. Вот такой мотив у меня был: спасать себя и детей.

С Ниной мы ходили в воскресную школу. Я слушала на уроках то, что рассказывали детям и вместе с ними училась. Так что все просто. Пришла мысль: «Надо спасаться», – а вслед за этим я узнала, где это можно сделать.

– А мужа тоже удалось привести в храм?

– Специально для этого я ничего не делала. Просто, когда узнала, какие таинства в Церкви есть, то решила, что надо все это осуществить, и в том числе – повенчаться. Муж дал согласие, мотивируя тем, что он меня любит и поэтому готов. И постепенно тоже стал ходить в храм. Сейчас мы стараемся бывать и на вечерней службе в субботу, раньше только на воскресную Литургию ходили.

– Елена Михайловна, о чем я Вас не спросила, а Вам бы хотелось об этом сказать?

– Честно говоря, мне кажется, я и так слишком много наговорила. Когда меня попросили дать интервью, я сначала согласилась, а потом подумала: «Ну, что я интересного могу сказать?» И вообще мне не полезно, что где-то будет фигурировать мое особое мнение. Какое мое особое мнение? Хочу спастись – и все!

Елена Макеева, психолог

•13 •апреля• 2012•