Беслан нельзя забыть

1 сентября 2004 года группа террористов захватила школу №1 в городе Беслане Северной Осетии. Заложников удерживали в течение 3 дней в заминированном школьном спортзале. В первый день расстреляли всех мужчин, в заложниках оставались женщины и дети, в том числе грудные. Еду, питье, лекарства все эти дни людям не давали. В результате теракта было ранено 810 человек, погибли 334 человека, из которых 186 – дети.

Летом 2013 года на Урал по приглашению нескольких общественных организаций прибыли гости из Беслана – 10 детей и трое взрослых. Пожили в летнем казачьем лагере, посетили Верхотурье, Ганину Яму и Храм-на-Крови. Разумеется, с детьми никто не разговаривал о пережитом ими 9 лет назад. Побеседовать с нашим корреспондентом согласилась Надежда Ильинична Гуриева, учитель истории средней школы №1 города Беслана. Вместе со своими тремя детьми она была в заложниках с 1 по 3 сентября. Ее 14-летний сын Борис и 12-летняядочь Вера погибли, в живых осталась младшая дочь Ирина (сейчас – ученица 11 класса).

Надежда Ильинична, первый вопрос: можем ли мы с Вами говорить о событиях сентября 2004 года?

Конечно. Можем.

Тогда давайте вспомним о них в контексте темы встречи людей и Бога в условиях трагедии. У Вас наверняка есть личные наблюдения, размышления и, может быть, конкретные истории об этом.

Вообще, с этим событием связано много вещей, которые можно назвать мистическими или загадочными, которые не только человек неверующий, но и верующий не всегда может объяснить. Например, что очень многие чувствовали, что что-то произойдет. Дети оставляли такие стихии сочинения… те, кто их потом нашли, были потрясены глубиной взгляда и пониманием того, что нечто должно случиться. Одна из девочек написала приблизительно такой текст: «Я уйду туда… и это будет самая короткая дорога», – откуда у ребенка, который перешел в шестой класс, такое? Или другая девочка пишет: «Я, как облако, – я лечу и смотрю на всех сверху», – откуда? И все это находили потом родители среди записей, в дневниках детей.

А у нас дома была немножко другая история. Средняя дочь моя как-то сходила в воскресную школу с подружками-соседками. Мои дети были не крещены, и я тоже была не крещена, воспитывались мы в семье, далекой от религии. Хотя я знаю, что мой прапрапрадед был священником. Но все это узнается только теперь… Дочь моя пришла и сказала: «Мама, я хотела бы, чтобы мы покрестились». Это было в начале лета. Я говорю: «Хорошо, конечно, но для этого с вами кто-то из родителей должен пойти или мы все». Договорились, что идем в сентябре, когда я получаю первую зарплату: «во славу Божию» покреститься, конечно, хорошо, но наши монахи тоже люди. Был у нас уговор, что мы пойдем креститься 5 сентября. А куда мы попали, вы знаете – 6 сентября мы хоронили детей. И вот, 2 сентября, когда мы сидели там, Вера нашла чей-то крестик. Я не знаю, чей это крестик был, может, раньше был потерян в спортзале. Этот крестик она не выпускала из рук все время – до конца. Когда я пришла в себя после взрывов и увидела ее, она лежала, скрестив на груди ручки, как перед причастием, и зажав кулачки. Я, конечно, не трогала ее руки: нужно было заниматься другими детьми. У нее была улыбка на лице и кровавые слезы. Уже сколько времени прошло, а я постоянно это вижу. 14 сентября мы крестили Иришку – младшую дочь, которая осталась жива. И мы с мужем уже в феврале 2005 года крестились.

Должна сказать, после теракта были многочисленные случаи, когда мусульмане меняли веру. Была там семья азербайджанская почти в полном составе. И когда дочери вышли оттуда, слава Богу, – с ранениями, но вышли – отец сказал: «Я не хочу. Если люди моей веры могли вот это учинить – я не хочу». И вся семья приняла крещение. Хотя и тогда, в зале, и потом, и сейчас я говорю, что эти нелюди, которые нас захватили, на самом деле – безбожники. Там никакой верой и не пахло. Я не знаю такой веры, а я преподаю историю, это всегда связано с религией – так вот, я не знаю веры, которая говорила бы, что свои проблемы нужно решать убийством детей. Единственный такой случай в Библии известен, и он ни у кого не вызывает восторга.

Когда эти нелюди совершили такое, одному из них сказали: «Как же ты мог, ведь в Коране говорится, что рай – у ног матери. Скольких матерей и детей вы сейчас мучаете?!» Он ответил: «Вы ничего не понимаете в Коране», – и было понятно, что они тоже не большие специалисты.

То есть у них было свое толкование, которое для них было удобно.

Свое толкование и, как я считаю, свое отношение. Я бы, например, никогда в жизни не поступила бы вообще ни с чьей священной книгой так, как они поступали там с Кораном: его могли, сидя, и под ногу подложить. Я считаю, что просто под религиозным флагом, как было в истории не раз, какие-то подонки решали свои проблемы.

Надежда Ильинична, а как сейчас складывается жизнь средней школы №1 города Беслана? Стараются ли сохранить эту память – или наоборот, чтобы детей не травмировать, стараются, насколько возможно, отгородить их от этих событий?

Во-первых, от себя не убежишь. И отгородиться невозможно. Хотим мы или не хотим – это всегда присутствует. Хотя бы в виде разрушенной школы – старого здания, которое стоит, зияя окнами, уже который год.

Его оставили как памятник?

В этом месте создается сейчас мемориал. Предполагалось с самого начала, как только все это произошло, построить там храм. Если немножечко вернуться в историю: эта школа, которую разрушили, была построена на территории церковного сада. Там храм был рядом – в пятидесяти метрах. Его разрушили в 30-е годы. Из этого кирпича построили в одном из сел школу. Получился как будто завершающийся цикл. А освящен этот храм был в начале XX века, в начале сентября. Поэтому мысль о том, что мы должны что-то изменить, исправить ошибку наших старших, возникла еще тогда.

Естественно, владыка Феофан нас поддержал. Пусть и с большими трудностями, но мы этот храм строим. Уже стеночки вырисовываются: может, 1-го сентября зайдем под крышу – очень надеюсь на это. Храм будет в византийском стиле, как строили наши предки аланы когда-то. Он будет кирпичным, но облицован белым камнем. При строительстве используется кирпич от разрушенной школы. В общем, мы делаем всевозможное, чтобы ошибку исправить.

Сохраняем зал. Почти в том самом виде. Для этого специальное укрытие придумали немецкие молодые архитекторы – большие умнички, которые отнеслись с душой и пониманием ко всему, прочувствовали. Старое здание школы осталось – там, вероятнее всего, будет музей. Я надеюсь, удастся сделать так, чтобы это был музей не только этого теракта, но и всех терактов, произошедших в республике, – у нас их было очень много.

И практически всегда это приходит извне. Что, в общем, для нас больно: ведь Осетия (Алания) – это православная республика, на70-80% населения точно. И лишь сравнительно небольшая часть мусульман. И по большому счету у нас разделений никто не создает между христианами и мусульманами.

Традиционно добрые отношения?

Абсолютно никаких конфликтов нет на эту тему. Я предполагаю, что кому-то очень хотелось бы, чтобы эти конфликты у нас были,– и втянуть Осетию в тот кошмар, который творится в других республиках. Но я уверена в своем народе. У нас мудрый народ. Смелые люди. Если после того ужаса наши мужчины выдержали, а наши женщины сумели удержать их от необдуманных поступков, то, я думаю, что мы переживем это. Хотя это страшно больно. И у нас многие люди гибнут и сейчас: умирают молодые мужчины, женщины, чьи дети были в заложниках. Теракт продолжает косить.

То есть, это рикошет такой… последствия.

Да.

Насколько я знаю, для борьбы с такими последствиями владыка Феофан при одном из монастырей создал реабилитационный центр?

Да, такой центр есть при женском монастыре в Алагире. Он был создан с помощью православных из Германии. Сейчас не помню имени, но фамилия священника Сикоев. Он осетин, но живет и служит в Германии. Его прихожане организовали это все и создали этот замечательный центр. И наша матушка Нона много занимается с пострадавшими детьми. Причем не только с нашими, но и из Южной Осетии, и с детьми из детских домов. А наши ребятки, которые сами ездили на реабилитацию, теперь уже волонтеры – приезжают, помогают. Бывает, вывозят туда целые классы. В этом году, когда параллель, где больше всего волонтеров, заканчивала школу, из реабилитационного центра к нам в школу приехали целой делегацией, было очень приятно видеть наших сестричек-монахинь.

Вообще, у нас два таких активно работающих монастыря. Еще наш Аланский мужской монастырь. Они очень здорово нас поддерживают. И все эти годы каждое 3-е число каждого месяца в том спортзале они проводят панихиду. А нынешний наш владыка даже проводил праздничную службу в этом зале. Это было впервые, и это было удивительно, даже странно как-то: ну, как проводить здесь что-то праздничное? Но это было очень к месту. Это было как раз в восьмую годовщину этих событий.

«Для меня жизнь разделилась – до и после Беслана. Беслан забыть нельзя, Беслан понять нельзя и Беслан нельзя… не оплакивать. Из того, что я не просто увидел, а перенес, я не знаю, что больше стоит в глазах: бессильная злоба отцов, которые стояли вокруг на площади, – пылкая кавказская натура! – зная, что ничего не могут предпринять, но готовые на все, или непомерная скорбь и отчаяние материнских глаз, или же бегущие дети, нередко падающие, потому что их в спину расстреливали, или дети, которых я вез на своей машине и которые у меня на руках умирали, – я не знаю. Или самое страшное, что я увидел в жизни: когда в чистом поле экскаваторами роют могилы… А затем, когда были похороны, у меня складывалось впечатление, что жизнь хоронят. Вот эта скорбь Беслана, конечно, останется навсегда. И никто никогда не вправе матерям и близким, потерявшим детей, сказать: пора забыть. Это преступление и кощунство нельзя забыть».

Архиепископ Ставропольский и Владикавказский Феофан, отрывок из интервью создателям фильма «На службе Богу и России», 2005 г.

А вообще, я должна сказать, что очень сильно нас поддержала Православная Церковь. И у нас очень большое количество людей увидели это отношение. Как владыка Феофан лично поддерживали успокаивал людей, как лично присутствовал во время этих событий – он все время был там. Он все наши конфликты, которые возникали там (вы же понимаете, что в беде люди часто ищут виноватых, и часто не там, где надо) старался устранить всеми силами, своей удивительной доброжелательностью.

А нашу семью он вот чем еще сильно поддержал. На 40-й день мы были на кладбище. Владыка и его певчие ходили по кладбищу и отпевали тех, у кого были сороковины. Он подошел к нам и спросил, хочу ли я, чтобы мои дети были отпеты. Я спросила, разве это возможно, ведь мои дети небыли крещены. Он сказал, что у Бога все возможно. И он с меня снял такой груз! Страшный груз от того, что я так и не выполнила просьбу своих детей о крещении. Он тогда решил для меня самую большую проблему этих дней.

Ведь они фактически были крещены, как мученики, кровью.

Я считаю, что их там крестили всех. Всех, кто в зале был. Потому что они были в аду. Дети, которые пили мочу, потому что им не давали воды. Дети, которые не могли встать, пошевелиться. Голодные, в ужасном страхе. А дети, которые оказались там без родителей, – им в сто раз было сложнее.

И вам, наверное, приходилось всех детей как-то поддерживать, успокаивать?

Конечно, мы старались поддержать, как можем, но на самом деле мы ведь тоже ничего не могли. Если детей хотя бы в туалет выпускали, то взрослых – нет. Все52 часа все взрослые находились в зале. Единственный был момент, когда учителям или кому-то из взрослых разрешали группу детей отвести в туалет – и вот там пользовались возможностью. Когда выгнали всех, кто старше 45-ти, в тренажерный зал (он примыкает к спортзалу) – только тогда мы смогли подняться. Практически у всех теперь с ногами проблемы.

Оттуда никто здоровым не вышел. Но все, кто вышел, вышли с верой. Я, к примеру, для себя поняла, что жива осталась для того, чтобы рассказывать правду о том, что там произошло. Чтобы это все собрать, чтобы был музей, чтобы это не забывалось. Я убеждена, что как только начинаем забывать,– мы получаем следующий теракт, следующее страшное преступление. Человеку это почему-то свойственно, но мы не должны забывать такие вещи. И совершивших подвиг – тех, кто спасал, – мы тоже не должны забывать.

О тех, кто спасал... Когда я изучала материалы по Беслану – то, что можно найти в Интернете, – меня поразил рассказ женщины, которая тоже была в этом спортзале. Она рассказывала о бойцах «Альфы» и«Вымпела», которые буквально ложились на гранаты и своими телами закрывали детей и всех, кто там был.

Это действительно так. За всю историю этих подразделений не было таких потерь, как в Беслане. Я думаю, что если бы им не помешали сделать то, что они могли, провести штурм, как положено… Прошло уже девять лет – я все равно убеждена: нужно было штурмовать. Не было бы стольких жертв. Были бы силы бежать. Потому что сил бежать не было уже ни у кого. У нас уже 2 сентября были мертвые, и не потому, что их убили. Девочка умерла от диабетической комы. Мальчик – видимо, от обширного инфаркта, от разрыва сердца – жгло в груди у него. На руках у матери умер.

Ребята поднялись уже после взрывов. И стали вызывать огонь на себя – потому что боевики стали стрелять убегающим детям в спины. У них у всех стресс остался. Через восемь лет смог приехать один из них на это место – и плакал. Этот взрослый, сильный, мужественный человек, который многое в жизни видел… у него ручьем текли слезы.

Эти ребята для меня все родные. И кого нет, и кто живы. Мой дом – их дом, их в Беслане примут всюду. Нет предела признательности, потому что они так отчаянно спасали наших детей. Говорят, это не их была обязанность – мол, должны были только с боевиками биться. Но когда ты можешь хоть сколько-то детей передать через окно товарищам и тем самым сохранить им жизни...

Надежда Ильинична, Вы привезли на Урал и, насколько я знаю, передали в монастырь на Ганиной Яме, список необычной иконы.

Это икона «В память убиенных мучеников бесланских», как написано на ней. Эту икону вскоре после событий заказали дети из Санкт-Петербурга, собрали деньги, и уже в октябре она была в Беслане. На иконе изображены Вифлеемские младенцы.

Сильная параллель.

И там, и там сильные мира решали свои проблемы за счет детей. На мой взгляд, это две родственные истории. Я рассказывала о мальчике, который умер у матери на руках. Это был ее единственный ребенок. Она психологически была в очень тяжелом состоянии. Она тоже не была крещена, но в один из дней пришла на панихиду. Она рассказывала мне потом: «Сначала было все черно. Потом в один момент чернота расходится – голубое небо, и стоит мой сын, и мне улыбается». И она совершенно стала другой. Крестилась, вышла замуж, у нее уже снова маленький ребенок. И мы очень рады за всех наших мамочек, кто смог снова родить, потому что для них это спасение.

Редакция «ПВ» благодарит режиссера-документалиста Ирину Мороз за помощь в организации интервью

Яндекс.Виджеты

Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.

Православный вестник. PDF

Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.