Святой преподобный Севастиан Карагандинский, исповедник

День памяти – 6 апреля.

23 января 1918 года совет народных комиссаров молодой и незаконной советской республики издал декрет о закрытии Свято-Введенской Оптиной Пустыни. Новая власть первым делом пожелала уничтожить обитель, являвшуюся для революции чем-то вроде кости в горле или бельма на глазу. Старый мир рушился, новый — только нарождался. Но монашествующие как будто этого не замечали, продолжали своё молитвенное делание, совершенно бесполезное с точки зрения воинствующих материалистов, возомнивших себя предтечами рая на земле.

Один революционный росчерк пера — и дело в шляпе, думали они: Оптина Пустынь закроется, значит, и сердце православной России перестанет биться. Марксисты-ленинцы знали, с чего начать, чтобы изгнать из душ человеческих стремление к Богу и направить их по пути ложному, ведущему в тьму духовного невежества, где управлять ими станет гораздо легче.

Но оказалось, что всё не так просто. Никакая бумага с приказом, никакие декреты с распоряжениями, никакое гнусное проявление повреждённой человеческой природы не способно уничтожить Слово Истины. Невозможно идти против рожна. Долгое время после закрытия монастыря оптинские исповедники сохраняли дух обители в своём сердце и до последнего вздоха щедро делились им с ближними.

Великая Оптинская молитва продолжала жить благодаря последним старцам обители. Одним из них, самым младшим и самым близким нам по времени своего земного служения, стал преподобный Севастиан Карагандинский.

...Монашество — цвет христианства. Старчество — цвет монашества, высшее проявление веры Христовой. Стёпа Фомин понял это уже в 4-хлетнем возрасте в 1888 году, когда благочестивые родители привезли его вместе с братьями к Амвросию Оптинскому. Впрочем, конечно, не понял — что может понять неразумное дитя? Но он ощутил всем своим маленьким сердцем, всей душою ту великую любовь, которую источал старец Амвросий. Благодать Божия, почивающая на святом Амвросии, ласковым светом его глаз передалась будущему старцу и навсегда осталась с ним. Неудивительно, что в Стефане зародилась мечта стать монахом. Сначала неосознанно, но после того, как средний брат, тихий и мягкосердечный Роман, вступил на иноческий путь (в 1892 году), эта мечта уже вполне сформировалась в нём. Стефан испытывал к брату большую привязанность. Самыми радостными для него были встречи с Романом в Оптиной Пустыни зимой, в свободное от деревенской страды время.

В пятилетнем возрасте Стефан остался без родителей. Он жил с семьёй старшего брата, помогая по хозяйству. Слабый здоровьем, непригодный для тяжёлых полевых работ, Стефан всё больше пас крестьянскую скотину. Это занятие наиболее соответствовало его характеру: животных он любил, да и с природой, в которой Дух Святой веет незамутнённо, ему было легко и хорошо.

В тёплые летние дни он мог читать книги, которые ему давал приходской священник, и молиться в одиночестве, не прерывая пастушьей службы. Он сторонился шумных мальчишеских ватаг, в которых пустое бахвальство силой важнее доброты и разума. Первые издевательства Стефан претерпел именно от мальчишек, которые дразнили его «монахом» и, испытывая его жалостливость, потехи ради мучили при нём кошек. Детская жестокость бывает очень изощрённой. Впрочем, старший брат тоже не давал Стефану спуску. И не было у него никакой защиты, ни даже материнской ласки.

Но Стефан сохранил своё сердце в преданности Богу, в теплоте и любви к миру. Сразу же после совершеннолетия в 1905 году он уезжает в Оптину Пустынь к среднему брату. В монастыре все добрые качества его души, которых, несомненно, и так было с избытком, приумножились и развились, став главным залогом его будущего старчества.

Много событий и встреч произошло с будущим отцом Севастианом в монастыре. Ещё будучи послушником Стефаном, он стал свидетелем последнего приезда осенью 1910 года в Оптину Пустынь Л. Н. Толстого, русского писателя столь же великого, сколько и несчастного. Пообщаться им, правда, не удалось: Лев Николаевич, снедаемый сомнениями, потоптался у ворот монастыря и уехал, чтобы найти свою смерть на станции Астапово, без раскаяния, без покаяния.

Но этот случай — лишь один из множества других более значимых для будущего старца событий. Смиренный дух благочестия всех предыдущих поколений монахов, сохраняемый братьями, проявлялся в тех, с кем Стефан бок о бок жил, молился и трудился. Молодой послушник был определён келейником к старцу Иосифу, любимому ученику старца Амвросия, что для Стефана стало настоящей наградой (они и жили в келье о. Амвросия). Учась у старца Иосифа, он с огромным рвением, как губка, впитывал в себя благодатный святоотеческий дух Пустыни. Когда старец Иосиф преставился, молодой послушник испытал сильнейшее потрясение, ставшее причиной недуга, сопровождавшего его всю оставшуюся жизнь (из-за больного пищевода батюшка не мог есть твёрдую пищу).

Но замечательные события продолжали происходить со Стефаном. В его келью поселился старец Нектарий, с которым он провёл 17 лет, перенимая необыкновенную скромность и простоту духовного наставника. Были и другие братья-монахи, о которых в конце жизни он вспоминал с особой теплотой. Такие, как отец Анатолий, который вопреки приказу советских властей не уехал из монастыря, а тихо, после долгой молитвы, отошёл ко Господу в тот самый час, когда за ним пришли милиционеры.

В роковом для православной России 1917 году Стефан принимает пострижение в мантию с именем Севастиан в честь мученика Севастиана Медиоланского. Но уже близится время тяжких испытаний. В 1923 году незадолго до того, как монастырские службы прекращаются совсем, отца Севастиана рукопологают в иеродиакона. Вместе со старцем Нектарием и остальной братией он покидает любимую обитель, ни на миг не прерывая духовного совершенствования. Выполняя благословение старца Нектария, после его смерти он уезжает служить на приход, приняв перед этим сан иеромонаха. Уже тогда из закрытых монастырей к нему потянулись инокини, будущие сёстры его «Дивеевской обители» города Караганды.

Свято-Введенский собор в Караганде, где покоятсямощи святого преподобного Севастиана Карагандинского

Притягательность и духовная сила этой личности не могли уйти от придирчивых глаз богоборческой власти. В феврале 1933 года батюшку арестовывают и после трёх месяцев следствия приговаривают к семи годам лагерей. Опасным противником для ОГПУ оказался этот небольшого роста щуплый человек с ясными глазами. Ещё бы! Вместо того, чтобы оправдываться, юлить, на допросах он отвечал прямо и просто: «На все мероприятия советской власти я смотрю как на гнев Божий, и эта власть есть наказание для людей. Такие взгляды я высказывал среди своих приближенных, а также и среди остальных граждан, с которыми приходилось говорить на эту тему. При этом говорил, что нужно молиться, молиться Богу, а также жить в любви, тогда только мы от этого избавимся. Я мало был доволен соввластью за закрытие церквей, монастырей, так как этим уничтожается православная вера».

И начинается для батюшки жизнь заключённого, полная страданий и унижений. Но тому, кто с Богом, ничего не страшно. Не сломили дух отца Севастиана ни лагерная баланда, ни тяжкий физический труд, ни ужасные условия жизни, ни побои начальства, ни издевательства уголовников.

Как во времена императора Диоклетиана, от него требовали отречься от Бога. Однажды в одной рясе поставили под стражей на мороз на всю ночь. Стража менялась каждые два часа, а он оставался стоять. Но никто не мог остановить его внутреннюю молитву, и он молился. Матерь Божия опустила над ним «шалашик», и он не замёрз.

Сами того не ведая, изуверы закалили дух старца Севастиана до беспримерной силы. Конечно, они думали, что больной, физически слабый человек умрёт, не выдержав каждодневных мучений. Но не тут-то было. Из диких казахских степей батюшка вышел с ещё большим желанием быть угодным Богу, а значит, нести людям Слово Истины, научая их примером собственной кротости.

В лагерях батюшка не только выжил и остался Человеком, но даже бедолаг-уголовников, которые по задумке лагерного начальства должны были его мучить, обратил ко Христу. Его любовь распространялась на весь мир, на всех людей, вне зависимости от их отношения к нему лично.

Оказавшись в чужой суровой стороне, батюшка не покинул её после освобождения в 1939 году, навсегда поселившись в селе Михайловка, пригороде Караганды. Как никто другой, он понимал, что сотни тысяч людей, сосланных в казахские лагеря со всей России, нуждаются в утешении и поддержке. Кто кроме него мог дать им это? И старец вместе со своими духовными чадами, монахинями, начинает трудное дело христианского служения в юдоли страданий человеческих, на Карагандинской земле.

Лишь в 1955 году после получения разрешения на регистрацию православной общины, в Михайловке освящается храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы. До этого времени старец Севастиан тайно по ночам служит литургии в молельном доме, совершает требы.

Но самое главное — это его необычайной силы молитва. Примеров его молитвенной помощи было великое множество. Он слышал мысленные стенания своих прихожан, попавших в беду, за много километров от храма — и спасал их молитвой. Он исцелял болящих. Он помогал в жизненных ситуациях и словом, и делом, и вновь — молитвой...

В фильме «Остров» главный герой отец Анатолий — образ собирательный. Но очень многое в нём напоминает о деяниях батюшки Севастиана: он тоже бесов изгонял и даром прозорливости обладал. Даже слова, которые говорит герой фильма брату Иову перед смертью — точное повторение того, что старец Севастиан сказал перед своей кончиной одной из своих духовных дочерей, которая спросила его: «Скажите, как мне жить?» Батюшка ответил ей: «Живи, как живёшь. Все грешные. Только не сделай какого-нибудь уж большого греха».

Перед смертью батюшка чувствовал себя очень плохо. С сокрушением в сердце он относил это своё состояние к тому, что, неся тяжкий крест монашеского подвижничества, иной раз и роптал мысленно. «Вот и томление духа вместо радости», — говорил он.

Старец уже почти не вставал, но всё равно присутствовал на литургиях. Для него важно было проститься с возлюбленной паствой и передать людям самую важную для него мысль, которой он руководствовался всю свою жизнь: «Прошу вас об одном. Одного от вас хочу. Об одном умоляю, одного требую: любите друг друга. Чтобы во всём был мир между вами. Мир и любовь!»

Хоронили батюшку как великого полководца. Казалось, вся Караганда вышла проводить своего духовного наставника в последний путь. Гроб несли до кладбища на вытянутых руках. Шли пасхальные дни 1966 года. И весь народ пел «Христос воскресе!». Возможно ли было такое раньше в атеистическом государстве?!

...Ничто не происходит случайно и неисповедимы пути Господни. Два великих человека — Лев Толстой и старец Севастиан. Много лет назад Господь столкнул их на мгновение: одного — заканчивающего земной путь, другого — только начинающего духовный подвиг. Как будто невольное их противопоставление друг другу являло собой продолжение притчи о талантах. Мало приумножить таланты, нужно суметь их отдать по назначению.

Один, несомненно, приумножил данный ему дар, но посвятил его собственной гордыне, так и не уразумев, Кто и зачем дал ему талант писать о судьбах человечества. Возомнив себя едва ли ни Богом, властителем душ человеческих, он перечеркнул труд всей своей жизни. Лев Николаевич отошёл от Божественного начала в себе. Его могила в Ясной Поляне осталась без креста.

Другой же — отринул от себя своё «я» и приумножил дарованные ему от Бога душевные блага, щедро делясь ими с ближними. Взращивая в своей душе плоды Божиих заповедей и блаженств, изменяя и направляя на путь спасения жизнь своих духовных чад, старец Севастиан тем самым возвращал сторицей Богу дарованное. Главным же его даром была способность любить. Нести свет Православия в тёмные годы лжи и неправды — эту свою миссию, предначертанную Творцом, старец Севастиан исполнил с честью и до конца.

Яндекс.Виджеты

Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.

Православный вестник. PDF

Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.