Дорога, которой никто не ходил

НАПУТСТВИЕ

Ты проверь или так поверь –
Этой верой не обеднеешь.
Человек человеку дверь,
Если ключ подобрать сумеешь.

Может, здесь ты найдёшь ответ,
Как бесследно не кануть в Лету...
Человек человеку свет,
Если сердце открыто свету.

Минет ночь – и как сон, забудь,
Что пробито ковчега днище.
Человек человеку путь,
Если эту дорогу ищешь.

И студёным не верь ветрам –
Божий свет на любви настоян.
Человек человеку храм,
Если правды ты той достоин!

Евгений Владимирович Бунтов. Участник боевых действий в Афганистане. Гвардии лейтенант ВДВ (в запасе). Войсковой старшина ОВКО (действующий). Заместитель атамана Оренбургского войскового казачьего общества по культуре.

Основатель, директор и продюсер культурного центра «Солдаты России».

Поэт. Член Союза писателей России. Издал три поэтические книги. Участник 30 художественных выставок. Художник-оформитель 20 книг.

Концертирующий гусляр, народный музыкант-импровизатор, мультиинструменталист и музыкальный исследователь, мастер по изготовлению традиционных народных музыкальных инструментов. Снимался в кино и писал музыку для кино и театра.

Вслед за орденом Красной Звезды следует список из нескольких десятков наград от правительств России и Афганистана, министерства обороны РФ, Русской Православной Церкви, казачества и разнообразных общественных организаций.

В семье Евгения и Натальи Бунтовых трое детей: два сына и дочь.

Представьте: мальчишка случайно натыкается на фильм о десантных войсках, смотрит его 11 раз подряд. Мечта об армии становится такой яркой, что он идет к ней, преодолевая свои слабость и неуклюжесть, вырастает большим и сильным, приобретая по дороге спортивные разряды. Туризм, спортивное ориентирование, бокс, каратэ, прыжки с парашютом – и вот, наконец, ВДВ… Картина, конечно, нетипичная для сегодняшнего дня, но правдоподобная для советского времени и в любом случае – оптимистическая.

Евгений Владимирович, а что, кроме армии, вам нужно было для счастья в детстве? Вообще, детство было счастливым?

Оно было трудным, потому что мы с братом Андреем росли без отца. Моя матушка, Лидия Федоровна, работала учителем русского языка и литературы. Чтобы нас прокормить, целыми днями она была в школе, а по ночам проверяла нескончаемые пачки тетрадей. Нас воспитывала, в общем-то, улица, на которой случалось всякое. Матушка даже не знала – и, слава Богу, не знает до сих пор – чем мы занимались на улице, что вытворяли. Были моменты, после которых можно было даже укатиться в уголовную сторону. Только с Божией помощью этого не произошло.

Мне было трудно в этой уличной среде, потому что я всегда чувствовал отставание от ребят и в физической силе, и в понимании жизни. То, что давалось другим легко, мне давалось очень трудно. В детстве любая сложная ситуация казалась мне трагедией. Взрослый думает: «Ну, ерунда, перестань плакать!» А для ребёнка всё очень выпукло и важно.

Кроме того, очень не хватало опоры на отца. Мужских качеств мне никто не прививал, это выходило как-то само собой… Единственное могу сказать, что с годами-то всё острее чувствую ведущую и заботливую Божию руку.

Родной отец сильно пил, и, когда мне было семь лет, родители развелись. В пятом классе у меня появился отчим со своими двумя детьми, и вся наша неожиданно многодетная семья переехала из Первоуральска в Свердловск. Началась какая-то другая для меня эпоха.

Младший брат легко начал называть отчима «папа», «батя», а в моём лексиконе слово «отец» вообще не существовало. Хорошо, что мальчики из нашего поколения могли опереться на общие для всех ценности – например, на военную службу. Я не помню, чтобы кто-то из друзей не служил. Было зазорно, если ты медкомиссию не пройдёшь, это означало, что тебя признали дефективным. Девчонки с такими даже не дружили – какой же он будет отец, муж, защитник? А ребята стремились в десант, в морфлот, в пограничники, лётчики – вот такая романтика...

А когда у вас появилась осознанная вера?

Предки мои и по материнской, и по отцовской линии были старообрядцами. Но мне вера не передавалась, религиозные вопросы в семье никогда не обсуждались. Бабушка ещё держала в красном углу икону, а родители уже были вполне атеистически настроенными советскими интеллигентами, нас даже не крестили.

Вера у меня появилась в Афганистане, во время очередного боя. Как-то мы сидели в окопе, и прямо мне под ноги граната упала (с преобладающей высоты из гранатомёта обстреливали). Губы сами собой произнесли: «Господи, помилуй!». Мы были обычные комсомольцы – что откуда взялось?.. Граната не взорвалась. И как-то начал я думать в этом направлении и даже «пользоваться» молитвой. Когда уповать не на кого, а у тебя в кармане даже гильзы стреляной не остаётся, то помочь земное уже не может. Ты всё равно поневоле приходишь к Тому, Кто выше и всесильней – обращаешься к Богу. По возвращении из армии я крестился в единственной открытой тогда в городе церкви во имя Иоанна Предтечи.

Не скажу, что это было осознанное крещение. Многие в конце 80-х годов потянулись в храм, это совпало и с моим движением туда. Перед таинством никаких бесед с нами не проводили, никого не спросили о мотивах, крестили всех подряд. Слава Богу, теперь этот подход перестаёт работать, всё-таки взялись добиваться не количества, а качества. А тогда я крестился, потому что считал нужным – и вернулся на круги своя. Хотя, как положено, на следующий день после крещения я отправился на Причастие. Но меня там бабушка, которая лампадки и подсвечники протирает, турнула, что-то сказала… Когда человек в самом начале пути, для него же все эти мелочи очень важны: «Ну и всё, – думаю, – раз тут такие люди, я сюда больше ни ногой». Так до Причастия и не дошёл.

Много лет прошло. Уже осознанное возвращение к теме веры произошло, когда наша семья потянулась к традициям, фольклору, начала корни свои казачьи вытаскивать – тогда уже вера пришла как основа традиционной культуры. Вроде как по наследству веру приняли, а на самом деле мы просто пытались хотя бы немного компенсировать разрыв поколений. Получилось так, что моя супруга своего отца крестила, родителей в храм привела, настояла повенчаться после почти 50 лет их совместной жизни. Преемственность наоборот, когда родители обретают веру через детей – черта нашего времени.

Думаю, многое кроется в фамилии. Ещё с детства я помню: начну поперёшничать – меня спрашивают: «Как у тебя фамилия?» – «Бунтов» – «А, ну понятно! Опять бунтуешь?!» Но бунт для меня – это не дикая, неуправляемая стихия, это энергия, которая может быть созидательной, если я захочу. Вокруг все матерятся – как я могу против этого бунтовать? Да просто не материться. Все курят – я не буду курить. И так далее.

То есть, «наши предки верили, мы им доверяем, поэтому будем верить и мы»? Или всё-таки вы в вопросах веры разбирались?

На разбирательства уйдет вся жизнь. Некоторые вопросы я до сих пор для себя не разрешил, но принял как священную традицию. Стараюсь принять жизнь предков и их опыт во всей полноте, начиная от бытовых мелочей, кончая духовной традицией. Я знал, что нужно ходить в храм, поэтому начал заставлять себя ходить в храм… Если из полутора часов богослужения удавалось «ущипнуть» молитвенную минуту – да слава Богу! Мне и то в радость было. Постепенно «дорос» до пяти осмысленных минут молитвы и так далее. Сначала церковно-славянский язык на службе вообще не понимал. Спустя годы стал и читать на нём, и дорожить им. Я стараюсь причащаться раз в месяц – для этого часто просто понуждаю себя, борюсь со всепоглощающей суетливой «бытовухой».

Когда мы с женой решили венчаться после 14 лет совместной жизни, то начали впервые готовиться к исповеди и Причастию. Перед первой исповедью я взял полуметровой длины бумажку и с двух сторон исписал её грехами, которые смог вспомнить за всю прошедшую жизнь. Стояние в очереди на исповедь было сравнимо, наверное, только с первым прыжком с парашютом. Сердце так колотилось и пыталось выскочить из груди, как будто я пробежал 3000 метров на время!

Почему вас так зацепила традиционная русская культура?

Помню, однажды меня зацепила фраза одного священника: «Мне без разницы, кто будет стоять в храме, пусть хоть китайцы, лишь бы они были православными». А мне глубоко не без разницы! Я хочу, чтобы со мной рядом в храме стояли мои земляки.

В возрождении и казачества, и вообще русского народа тема веры – ключевая, без неё ничего не получится. Когда ты со своим соседом по дому, улице, стране смотришь на жизнь, исходя из единого мировоззренческого пространства, то жизнь намного упрощается. А в традиционной культурной среде отогревается не только душа, но и вся жизнь человека… целиком. Многие христиане, к сожалению, боятся слова «фольклор», шарахаются: «Ой, там язычество». А я увидел другое – народная культура есть путь к истинной вере.

В современном обществе человек образован, но потерян совершенно. Он умеет включать телевизор, даже если ещё не умеет ходить и говорить. А вот в храм идти его нужно долго и упорно учить. Например, сегодня часто дёргают слова «патриотизм», «мужество». Умные люди думают о том, какими программами воспитать этот самый патриотизм в подрастающем поколении. В традиционной народной культуре этих понятий нет – их просто невозможно вычленить из самой обыкновенной жизни человека. Разве ты не пойдёшь защищать свой дом, свою деревню, свой храм от врагов? Разве ты не будешь молиться за своего брата, который на войне? Будешь, естественно, тебя не надо этому специально учить.

Сегодня и самой народной культуре нужно учить, в том числе и при помощи специальных образовательных программ. Как это происходило у вас?

Люди, которые пели и собирали старинные песни на вечёрках, появились в нашей жизни, когда дети пошли учиться в школу народной культуры. Мы начали изучать эту интересную жизнь и узнали себя в ней. Как-то сразу и органично мы стали её частью, и никогда не смотрели на неё извне, глазами равнодушного специалиста.

Иногда музыка рождается во время исполнения или приходит во сне. А когда представляется возможность записать, то в памяти не остаётся конкретики. Один раз спел или сыграл – кто-то один раз услышал. И так больше не повторится. Очень похоже на дыхание жизни. Хотя, конечно, и записанной музыки у Евгения уже много – 4 сольных диска, 30 коллективных работ в качестве автора и более 110 в качестве продюсера.

Сейчас я чаще всего хожу в традиционной одежде: сапоги и папаха на мне круглый год. Мы и сами шьём одежду, и это доставляет огромное удовлетворение. Однажды владыка Викентий сказал, что одежда – это тоже проповедь. Мне эти слова запали в душу.

Постепенно я стал открывать для себя всё больше и больше. Например, в восьмом классе я вслед за друзьями выучился играть на гитаре. Но всегда мне чего-то не хватало. Когда у меня появились гусли, я понял, что вот это – моё. Господь Сам приводит тебя к тому, в чём ты счастлив, и в чём ты чувствуешь полноту жизни. Гусляров я слышал и раньше, даже дружил с некоторыми. Но однажды ненароком мне отдали гусли, на которых монахи из Ганиной Ямы пытались играть. Говорили, что у них ничего не получилось, да и гусли были расстроенные, почти разбитые. Я настроил их, починил более-менее, а потом решил пробовать играть. Музыкального образования, которого у меня нет, и не понадобилось. Шёл интуитивным путем, где-то даже изобретал «велосипед»… Сейчас у меня больше ста инструментов, есть даже собственные исследования по ним. Некоторые небольшие инструменты я делаю сам – просвирелки, колюки, шумовые и ударные. Меня с детства занимала мысль, что мужчина должен всё уметь. Пригодился и опыт 90-х годов, когда в условиях всеобщего дефицита я делал мебель для своего дома.

С годами выходит так: я смотрю на себя со стороны, и мне интересно, что из этого получится. Словно я иду дорогой, которой никто не ходил, исследую и себя, и саму дорогу. Ещё в детстве до меня дошло, что не нужно толпиться там, где людно, состязаться с другими, стараясь сделать что-то лучше, чем другие. Оказалось, есть тропинка, которая только тебя ждёт, и на ней вообще нет никакой конкуренции. Именно на ней раскроются те таланты, которые в тебя Бог вложил при рождении. Труднее всего почувствовать, для чего ты пришёл и отыскать свою тропинку. Но здесь вера очень помогает. В противовес модному «бери от жизни всё» Церковь нам указывает: это можно – это нельзя, это плохо – это хорошо. И вот, когда ты через этот фильтр пропускаешь свою жизнь и интересы, то легче почувствовать свою дорогу...

Есть военный, а есть жена военного… Расскажите о своей супруге. Сколько лет вы уже вместе? Как преодолеваете трудности, как радуете друг друга?

С женой, Натальей Евгеньевной, мы знакомы 31 год, 28 лет живем вместе. Я считаю, что мне повезло, потому что она стала настоящей боевой подругой, надёжным тылом. Конечно, сегодняшние наши отношения – это результат десятилетней притирки друг к другу, и главное – формирования единого взгляда на жизнь. Она относится ко всему в жизни точно так же, как и я. За эти годы у меня выработалась целая методика «работы» с женой.

Представьте семью в образе шара. Этот шар составляют двое, муж и жена, две половинки. Но линия соприкосновения этих двух половинок неровная. Главное – не допускать никаких пустот. Ну вот, например, у жены плохое настроение, она не может с ребёнком заниматься, а ребёнок этого требует, жена раздражается. Раз – и возникает пустотка. В это время муж должен эту пустоту почувствовать, заполнить, взять ребёнка на себя. Если муж вспыхнул – жена должна стать водой, компенсируя напряжение. Так «шар» сохраняется в полноте, сглаживаются неровности... Это и есть лад...

Родились два сына. Впитав дух отца, они тоже стали солдатами. Но с сыновьями понятно – они наследники отца. Рождение дочки – это награда за труды или испытание отцовства?

Это всё – и испытание, и школа, и подарок. Я ведь даже к рождению детей относился, как к определённому мужскому опыту. Например, среднего сына мы в ванне рожали, без врачей. Я сам пуповину резал и сам его принимал в руки. Я хотел иметь этот уникальный эмоциональный опыт. Такие поступки делают тебя богаче и как человека, и как мужчину. А мужчина должен совершать поступки, за которые он бы мог себя уважать.

Когда сыновья подросли, возникла небольшая пустота. До желанных внуков ещё далеко. И вот рождается дочка, чтобы имеющиеся силы и накопленный опыт отдать ей. С ней, конечно, нет такого трепета, как с первыми детьми, но всё равно дочка – это что-то отдельное и особенное. Надеюсь, дочка – наше утешение на старость.

Есть что-то, чего вы сегодня боитесь?

Больше всего я переживаю… за Отечество. Если в моей державе что-то нехорошо – даже семейная радость меня не утешает. Я ощущаю себя Россией – той её частью, которая мне доверена Творцом, за неё я несу личную ответственность. Могу свою Россию в грязь втоптать, а могу до небес возвысить – всё это на моей личной ответственности.

Может быть, это неправильно с точки зрения Православия, но даже личная исповедь и мысль о спасении души меня не утешает, если в России плохо. Считаю, мысль о себе вообще не требует специального выделения, какого-то отдельного места в жизни.

Есть такой вопрос, который один известный журналист обычно задаёт в конце своих программ: если вы сегодня окажетесь перед Богом, что вы Ему скажете?

Мне кажется, что я ещё могу быть полезен, поэтому я бы попросил ещё земного времени. А вот готов – не готов, – это, действительно, Ему судить. Ну, и за Россию бы попросил. Постоянно за неё молюсь...

Для Евгения Бунтова очень важна импровизация. Это удивительно, ведь он солдат, который привык точно выполнять приказы. Он не играет песню два раза одинаково. Каждый концерт – это беседа, которая идёт так или иначе в зависимости от собеседника (а выступает Бунтов и перед дошколятами, и перед заключёнными). На детские концерты он привозит 20-25 инструментов – пяток крупных, остальные мелкие. Сначала показывает, играет. И в затаённом дыхании уже через пару минут повисает одно желание: хочу тоже попробовать сыграть, хотя бы прикоснуться. Эта ребячья мечта обязательно сбывается. А приезжает он ко всем, кто приглашает. Как будто это долг перед людьми – открыть красоту и глубину традиционной культуры, которую когда-то открыл для себя.

А если бы ответ был такой: «Евгений, не переживай за Россию. Пора». Взбунтовались бы?...

Нет, тогда бы смирился. А вообще, я часто в жизни слышал: «Что ты переживаешь?». У меня в принципе высокая «переживательность». Мне нравится служить, приносить пользу. Может быть, Господь за это маленький зачётик мне поставит. Не за меня лично – за общее дело, за други своя...

•Фоторепортаж•

•27 •марта• 2015•