Уроки дискомфорта

Когда стоишь на богослужении в Успенском соборе, то, помимо искушения вместо молитвы решать в уме всемирные и локальные проблемы, встречаешься также и с испытанием дискомфортом. Если печи в разрушенном храме нетоплены, то там очень холодно (особенно мерзнут ноги). Если с дровами перестарались – духота, жара, а то и печной угар. Тесно, опять же. Пол неровный, бугристый. В общем, почва для недовольства и ропота богатая. И порой очень даже увлекательно бывает самому с собой порассуждать на этот счет… но посмотришь на батюшек, на алтарников, которым ни выйти, свежим воздухом подышать, ни ногами попритоптывать во время долгой службы нету никакой возможности – и выздоравливаешь. А надо заметить, что опыт служения в ситуации не только дискомфорта, но и природных катаклизмов, у клира Свято-Успенского храма богатый. Об этом напомнила статья, которая вне всяких планов и ожиданий, случайно-промыслительно возникла в редакционной почте и оказалась очень верным лыком в строку.

Это было Успенским постом 2001 года в строящемся тогда еще Пантелеимоновском храме г. Екатеринбурга. Тогда там происходило что-то удивительное и необъяснимое. Стройка встала. И храм представлял собой только стены, которые венчали не купола, а небо. И с этого самого неба почти каждый день лилась вода – прямо на прихожан. Дожди шли, не переставая, и люди на службах стояли под зонтиками. Почему? Да потому, что настоятель храма, игумен Димитрий, дал благословение: с 9 августа, то есть с престольного праздника, все службы совершать на "замороженной" стройплощадке – до того не известного никому времени, пока ситуация с безденежьем не сдвинется с места. Почти как в армии, когда дается команда копать траншею от рассвета до забора.

А с приказом кто поспорит? А с благословением? Потому и мокли под холодными августовскими дождичками и батюшки, и прихожане, и этим своим согласием потерпеть неудобства они как бы свидетельствовали: «Господи, мы готовы пожертвовать теплом и уютом ради того, чтобы Дом Твой увенчали купола. Мы готовы на подвиг ради дела!» Почему «как бы»? Да потому, что деваться людям было некуда. Не сами же они так решили. А приказы и благословения не обсуждаются – выполняются, и все тут.

Но от ропота и осуждения удержаться было трудно. Подвиг – вообще дело нелегкое, и вот уже одна матушка, сидящая за свечным ящиком на холоде и ветру в недостроенном храме (благо, хоть сама с товаром не мокла, спрятавшись под каким-то перекрытием), поделилась со мной такими размышлениями: «Совсем о. Димитрий людей не жалеет – никого! Батюшки все простыли, болеют. Прихожане все мерзнут и мокнут! И если отцам деваться некуда, то люди могут разбежаться. Если и дальше так дело пойдет, то мы скоро вообще приход потеряем – и храм не достроим, и народ разбежится».

Сегодня эти слова вспоминаются с улыбкой, поскольку и храм-красавец давно построен, и приходская жизнь в Пантелеимоновском приходе бурлит. А тогда возражать матушке не хотелось – напротив, очень хотелось согласиться, поддакнуть, сочувственно покивать головой. Да еще хотелось и своими мыслями по поводу такого благословения поделиться, т.е. невтерпеж было погрешить – осудить, возроптать, попрекословить, посвоевольничать. Но желание это сохранялось лишь до того момента, пока я не оказалась на соборовании.

Почему-то хорошо запомнился тот день. Дождя не было, но холодно было по-осеннему. Соборующихся в храме без куполов – раз-два и обчелся. Таинство совершал отец Евгений Попиченко, промерзший и простуженный, а помогал ему алтарник – мальчик лет 14-ти. Удивительным образом помог этот мальчик и мне – по-другому взглянуть и на благословение настоятеля, и на служение в Церкви, и на дела веры. Всем своим видом этот юный алтарник опровергал мысль матушки, что задумка отца-настоятеля напрасна и ужасна, если не хуже. Более того, и выражение лица подростка, и его неспешные действия свидетельствовали о другом – о том, что и можно, и нужно чуть-чуть потерпеть и столько же пострадать в «военно-полевых» условиях ради собственного же блага.

Выражение лица подростка и его неспешные действия свидетельствовали о том, что и можно, и нужно чуть-чуть потерпеть и столько же пострадать в «военно-полевых» условиях ради собственного же блага.

Его спокойствие, сосредоточенность и неторопливость в то самое время, когда хотелось приплясывать от холода и желать скорейшего завершения соборования, заставляли меня постоянно всматриваться в лицо этого отрока и спрашивать себя: «Что же он здесь делает? Зачем ему все это нужно?» Хорошо помню и такую мысль: «Ведь сейчас каникулы! Он же совершенно свободен! И, тем не менее, пришел сюда – в церковь!» Помню и родившийся от этой мысли вопрос: «Так что же он здесь нашел?»

В ту пору мне, выплакавшей все глаза от горя, набившей по всей голове шишки и изнемогшей под бременем жизненных проблем, казалось, что в церкви могут находиться только такие, как я, – труждающиеся и обремененные, что только таким здесь и место, что только здесь и обретается «покой душам нашим».

И именно желание этого самого покоя для моей измученной души удерживало меня тогда в храме и заставляло терпеть и дождь, и ветер, и холод. Я точно знала, зачем мне все это надо потерпеть. И терпела – кое-как, из последних сил.

А этому мальчику вроде бы и терпеть ничего не надо было! Да и силы свои на то, чтобы пребывать в таком неустроенном храме, он, похоже, не тратил, а скорее приобретал! И было очевидно – этот парнишка находится в храме и помогает батюшке не потому, что «без этого уже никак», а потому, что желает «с этим» быть. Вот уж воистину: что Господь утаил от мудрых и разумных, то открыл младенцам!

Но понимание это пришло намного позже. А во время того соборования меня настойчиво волновало другое: что же этому мальчику здесь надо? Тогда этот вопрос остался без ответа. Но сегодня, спустя 13 лет, ответ нашелся без труда. Увидев случайно фотографию одного батюшки, я узнала в нем того самого юного алтарника. И так обрадовалась! И тому, что Господь открывает Себя младенцам, и тому, что из этого получается!

Да, теперь я знаю наверняка, что не только убитые собственными грехами «разбойники и разбойницы» могут искать и обретать драгоценные жемчужины веры. Как знаю и то, что дети вполне способны к таким поискам и обретениям. Конечно, важно, чтобы рядом с ними были мудрые и терпеливые взрослые, которые могли бы вовремя подсказать, помочь, направить. Но по пути веры маленьким христианам приходится идти самостоятельно, и научаются они жизни по вере через свой собственный труд, через свои личные преодоления. Ведь Царствие Небесное силой надлежит брать каждому, и употреблять усилия для его восхищения придется каждому – независимо от возраста, пола и звания.

Да, так принято, что младшие учатся у старших. Но по Божией милости все промыслительно может происходить и наоборот! И тогда взрослые могут у детей брать уроки веры, послушания и терпения, а сами маленькие учителя об этом даже не догадываются.

Да и не надо! Главное, что, повзрослев, они становятся пастырями

•11 •декабря• 2014•