О вере и любви

В семье Зязевых, проживавшей в селе Кын Пермской области, было четверо детей. Отец, директор военного завода, после войны заболел и умер. Мама – член партии, педагог – была человеком, с детства расположенным к православной вере. Смерть мужа подтолкнула ее к тому, чтобы расположение это выросло в нечто большее. Немалую роль сыграло и знакомство с глубоко верующей, интеллигентной супружеской парой (Лидия Карловна заведовала библиотекой, ее муж Борис Сергеевич был главным врачом поселковой больницы). Добрые отношения с этими людьми, общение с ними утвердили в деятельной вере. Одним из проявлений веры стало то, что в 1958 году совершилось крещение младшего сына Владимира, который доселе был некрещен.

Рассказывает митрофорный протоиерей Владимир Зязев:

– Мама повезла меня в город Лысьву, в районный центр, и окрестила. Старшие дети были крещены еще до войны. Маму строго наказали за этот поступок. Вначале ее не хотели исключать из партии, искали какие-то лазейки для этого, спрашивали: «Может, вас кто-то заставил, кто-то направил?» Она ответила, что пошла на это сознательно. «Но вы же член партии, секретарь парторганизации, заведующая школой! Как вы могли?» Мама сказала, что, если члену партии нельзя веровать в Бога, то готова выйти из партии, положила свой партбилет на стол и ушла. С тех пор ей не дали работать педагогом, свой стаж она дорабатывала телятницей в колхозе. А меня у нее забрали и направили учиться в Лысьвинское строительное училище.

Это были 60-е годы, это было еще военное поколение. И время было неспокойное. Помню – как придется мне трудно, я, не зная никакой молитвы, просто лежал в постели и повторял: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!». Сто раз, тысячу, две тысячи раз. Повторял про себя, пока не засну. И было множество примеров, когда мои проблемы рассеивались как бы сами собой.

Затем – молодость, я женился. Через некоторое время мы с супругой устроились жить в городе Березовском, где в то время жила моя мама. Сняли там квартиру, затем купили домик.

Как-то зашла в гости моя тетя и говорит: «Хорошо у тебя, но вот иконок нету, а без них дом-то мертвый». И подарила мне две иконки. Я сделал божничку в углу, небольшую полочку, поставил туда эти иконки. И сегодня могу сказать, что прекраснее, ценнее икон у меня не было. Примерно через полгода тетя подарила мне лампадку, просила зажигать ее иногда. Повесил лампадку, зажег. Ложимся спать, свет погасили, а звездочка эта осталась. Проснусь ночью – звездочка перед иконами горит. Таким теплом, таким светом согревала меня всегда эта лампадочка!

Потом стал читать духовные книги, стал молиться. Договорились с супругой по утрам и перед сном читать «Отче наш». С этого малого начали потихоньку приобщаться к молитве. Помню, как-то дали мне почитать книгу о мученицах Вере, Надежде, Любови и матери их Софии. В то время духовные книги были под запретом, все было изъято, за их хранение грозила тюрьма. Мне книгу дали на двое суток. И мы с супругой договорились книгу переписать. Мы работали с ней в разные смены: она во вторую, я в первую. Я вечером после работы сел книгу переписывать. Утром ушел на работу – меня сменила супруга. Я пришел с работы, снова стал писать. И за двое суток мы книгу переписали. Она у меня еще долго хранилась в библиотеке.

Потом решили переехать туда, где есть церковь, река, и чтобы это была деревня или село. Продали дом, сели в электричку, поехали искать такое место. Вышли в селе Слобода Коуровская. Купили там домик, стали ходить в церковь.

Случилось, что церковь обокрали, и уполномоченный по делам религии приказал нанять сторожей, поскольку там были большие ценности. Но церковь на окраине, около реки, ночью сторожить никто не хотел. Мне тогда было лет 27 или 28. Я как раз пришел помочь – помню, что пришлось править руками металлические решетки на окнах. Была тогда сила. Пока работал, позади меня как раз разговаривали староста и председатель ревизионной комиссии. Обсуждали, что сторожа надо, а никто не идет. И меня как будто кто-то подтолкнул: «Давайте я пойду сторожем». И стал сторожить церковь.

Как-то одна прихожанка сказала мне: «Хороший ты парень, Володя. Давай учись читать по-церковнославянски». И подарила мне Псалтырь. Стал учиться. Начал на клирос ходить, стал певчим, потом псаломщиком.

Через какое-то время другая прихожанка говорит: «А почему бы тебе не стать диаконом?» А я тогда даже не знал, кто такой диакон, какие у него обязанности. Просто сердце потянулось. Подумал – и поехал к владыке Клименту. Владыка принял меня, поговорили. Тогда молодому человеку сложно было стать священнослужителем, уполномоченные по делам религий чинили препятствия, не пропускали. И мне пришлось довольно долго ждать. Два с половиной года работал сторожем. Затем меня рукоположили, стал диаконом, потом священником.

Рисунок матушки Дарии Моисеевой

В июле 1994 года протоиерей Владимир Зязев был назначен настоятелем прихода в честь Рождества Христова на Уралмаше.

– Приход образовался еще до моего появления здесь. Инициатором была Елена Анатольевна Шевченко, наша староста. Подробности лучше расспросить у нее.

Когда я был назначен сюда, приход размещался в старом дворце культуры Уралмаша. Когда-то там был небольшой кинотеатр, это помещение передали общине. Мы ютились в этом помещении, и почти четыре года мне довелось там послужить.

Еще до постройки храма Рождества Христова, когда не было выделено под него место, нам передали почти полностью разрушенный храм Святой Троицы на Шарташе, один из древнейших храмов города. Мы стали его восстанавливать. Потом стали строить Христорождественский храм. Потом осознали, что нам нужен духовный центр – место, где будут учиться дети. Занялись постройкой духовного центра. Затем хотелось построить храм Матронушки – построили. Восточное кладбище было за нами закреплено для окормления, мы решили, что и там надо храм построить – построили и там. В доме старчества нам дали помещение, мы оборудовали храм, и там службы совершаются тоже регулярно.

Сейчас строим Сергиево-Елисаветинский храм. Если Бог даст, где-то в мае месяце будем поднимать главный купол на него. Если бы нам дали еще участок земли на Уралмаше, мы бы еще затеяли храм строить. Ведь, когда возводился храм в честь Рождества Христова – еще не успели окончить строительство, а некоторые нам уже с укором говорили: «Что же вы такой маленький храм построили? Некуда народу войти». Ну, что же делать. В Вербное воскресенье народ стоит на крыльце, а в Пасху – так и вокруг церковной ограды. Это и радостно, что люди идут в храм. Это и грустно, что не можем мы сегодня утешить всех, кто хотел бы прийти в храм.

Не можем иногда по той причине, что строительство храмов встречает сильное противление. Как везде и всегда доброе дело по тому и познается, что ему очень часто начинают сильно противодействовать. И любому храму разве нет сейчас противодействия? Так было и со строительством храма Рождества Христова, и Сергие-Елисаветинского храма, и Храма-на-Крови. И угрозы были, и клевета – всё было. Но как-то Бог миловал, всё прошло. А что те люди? «Не ведают бо, что творят», – вот и всё. Мне скажут: «Но ведь не все верующие?» – да, не все верующие, но разумный человек никогда не поднимет руки на святыню. Разбираться в этом, наверное, будет Господь, а не мы. Лучше нам этого и не делать. И не нужно проводить границу: вы – плохие, мы – хорошие. Они просто немножко заблудились, когда пошли против веры, против храма.

А историй, когда люди менялись, было много. Во время строительства храма Рождества Христова был у нас строитель Анатолий. Мастер-каменщик первоклассный. Но, пока стакан водочки не выпьет, он на леса не поднимется. А мастер исключительный, хоть и пил потихоньку каждый день. Когда начинали строить, я со строителями побеседовал. Сказал: «Ребята, будете строить храм – поменьше мата и вообще ведите себя прилично. Помните, что тот, кто будет строить храм если не с верой, но, по крайней мере, с усердием – Господь его жизнь изменит».

Прошло время. Лет пять тому назад иду по Уралмашу. Меня останавливает мужчина: «Батюшка, ты меня помнишь? Я – Анатолий, каменщик». Спрашиваю: «Как твоя жизнь?» «Батюшка, – говорит, – после того, как выстроили храм, я ведь пить бросил совершенно. И жизнь моя сейчас по совершенно другому руслу идет».

Еще случай. Когда я жил в Слободе Коуровской, была в Первоуральске уполномоченная по делам религий. Ох, и горячие же схватки у меня с ней были! Она мне: «Я добьюсь, чтобы тебя убрали отсюда». Я тоже вспыхну и отвечаю: «Меня уберут – я все равно священником останусь, а вот если вас с этого места уберут, так даже дояркой не примут, больше ни на что не гожи». Такие у нас с ней разговоры были. Прошло время, лет 11-12 назад приехали мы с владыкой Викентием в Слободу Коуровскую, на юбилей храма и села. Нас пригласили на трапезу в Коуровском доме отдыха. И там я снова встретился с этой женщиной! Увидела меня, подошла, говорит: «Отец Владимир, вас ищу. Вы знаете, прошли годы, я многое пересмотрела, и как я сейчас жалею, что так с Церковью поступала! Как у меня сейчас на сердце тяжело! Хожу в Церковь и радуюсь, что меня хотя бы сейчас Господь привел сюда».

На протяжении 45-ти лет сопровождает отца Владимира по жизни верная спутница матушка Галина. Крепкий брак, большая семья – в чем секрет взаимопонимания между супругами?

– Мы уже давно вместе. Супруга мне подарила семерых детей. Первая девочка умерла скоропостижно. Сын, священник Николай, скончался два года назад. Осталось пятеро живых детей, а еще двадцать три внука, есть правнук.

А как с супругой живем? Вы знаете, Господь ведет. Во всем ведет Господь. Наверное, и какими-то нашими человеческими словами и делами, но это Господь свое божественное произволение обращает в слова и дела, которые понятны и близки человеку.

Не всегда у нас все было гладко. До женитьбы я был такой боевой парень – занимался боксом, у меня был мотороллер, моторная лодка. Познакомился с супругой, а она такая тихая, скромная, кроткая. Поженились, стали вместе жить. Первое время бывало, что, как придерусь к какому-нибудь пустяку, смотрю – она плачет. И теща (она с нами жила одно время) тоже плачет. И как-то Господь вразумил, стало до меня доходить, что нехорошо ведь делаю. Начну ворчать, какие-то претензии предъявляю, а потом опомнюсь, и сам же им говорю: «Что-то я на вас разворчался, уж вы меня простите». Это не сложно, это очень просто: «Вы меня простите». Сразу и теща заулыбалась, и супруга. И сразу мир в семье.

А потом детки пошли. Семерых детей выносить, родить, вскормить… Семеро детей – это ведь каждого носить по 9 месяцев, кормить как минимум до года. А после этого он еще ведь на горшок сам не ходит. Я приду с работы усталый, спать лягу – а ночью то один маленький не спит, то другой плачет. А она успокаивает, старается, чтобы меня не разбудили. Господи, думаю, да какое же золото мне супруга досталась!

И мне есть с чем сравнивать. В общежитии, в комнате, нас было трое. Один из моих соседей, тоже Володя, тоже боксер, бойкий парень, работал машинистом электровоза. Про свою личную жизнь он рассказывал, что с первой женой разошелся, потом со второй разошелся, потом третий раз женился, потом четвертый, потом жил с женщинами без брака. И спрашивал меня: мол, а ты-то что отстаешь? А через много лет он пришел сюда, в храм Рождества Христова. Встретил его, когда вместе с супругой выходили со всенощной. Супруга всегда старается, когда есть возможность, молиться со мной. Я в алтаре молюсь, а она в храме. И вот мы идем с этим моим знакомым, разговариваем, и он меня тихонько спрашивает, что это за женщина с нами рядом идет. Отвечаю, что это моя супруга. «Так это та Галя, с которой вы в ЗАГС ходили?» – «Да, говорю, та самая Галя, Галина Петровна, с которой мы ходили в ЗАГС». Он посмотрел на меня, посмотрел на нее – и вижу, у него слезы навернулись, глаза увлажнились: «Да, – говорит, – а я свою жизнь так и растратил. Нигде никого у меня нет».

А мы с супругой, слава Богу, дожили до этих лет. Проходят годы, и телами, страстями человеческими мы становимся друг от друга дальше. А душами становимся ближе. Смотрю сейчас на супругу и говорю: «Господи, слава Тебе, что ты мою Галину Петровну сохранил для меня». И нынешняя любовь, когда мы душами ближе стали – как это прекрасно! И у меня сейчас одна такая и молитва, и просьба к Богу, и просьба к супруге: «Галя, ты меня похорони, а потом уже сама умирай». Чтобы она мне и глаза закрыла, и похоронила и по-доброму, по-супружески оплакала. Много мне Господь в жизни радостей даровал, неисчислимо. Но это была бы еще одна великая и последняя радость.

Олег Васюнин

•27 •июля• 2012•