Царские дни. Три русские царевны

Этой статьей мы открываем рубрику, посвященную семье Царя-Страстотерпца Николая II. В ней мы попытаемся рассказать о каждом из членов святой Царской Семьи, память о которых в нашем случае будет приурочена к дням их рождения. Так, на июнь приходятся дни рождения сразу трех дочерей Николая II и Александры Федоровны – Татьяны, Марии и Анастасии. Здесь мы постараемся коротко воссоздать образы девушек на основе воспоминаний их ближайшего окружения: гувернанток, воспитателей, учителей, придворных дам и офицеров, охранников и других знавших их лично людей, а также на основе их собственных дневников и писем.

Одна из наиболее близких подруг Императрицы Александры Федоровны Лили Ден (Юлия Александровна фон Ден) вспоминала о днях, проведенных с Царской Семьей: «Жили мы тогда счастливой жизнью. Великие Княжны на глазах превращались из девочек в цветущих, очаровательных девушек. Не скажу, чтобы они были похожи друг на друга внешне, каждая из Их Высочеств обладала характерной для нее внешностью. Но все они были наделены милым нравом.

Не могу себе даже представить, что нашлись нелюди, которые стреляли и кололи штыками эти беспомощные создания в екатеринбургском доме смерти. Не только их красота, но и их приветливость должны были послужить им защитой. Однако, если они действительно погибли, то лучшей эпитафией им будут бессмертные слова: милы и прекрасны они были при жизни, и смерть не смогла разлучить их».

Великая Княжна Татьяна Николаевна

Вторая дочь Императора Николая II и Императрицы Александры Федоровны родилась 29 мая (10 июня) 1897 г. в Петергофе. Согласно записи в дневнике великого князя Константина Константиновича от 29 мая 1897 г., ей было выбрано имя пушкинской героини из «Евгения Онегина», поскольку Императору понравилась мысль, что его дочерей будут звать Ольга и Татьяна, как сестер Лариных. Своим же общественным служением Великая Княжна Татьяна Николаевна полностью соответствовала своей небесной покровительнице – св. мч. Татиане, которая, будучи диакониссой, несла социальное служение среди больных и бедных. При этом Великая Княжна оставалась истинной царской дочерью, по праву называвшейся «розой Петергофа».

Современники описывают ее как высокую и стройную девушку с темно-каштановыми волосами и темными серо-голубыми глазами, с красивыми, четко очерченными чертами лица, изящной фигурой и прямой осанкой, соответствующей дочери императора. Многие придворные считали ее самой красивой из великих княжон.

Титул Татьяны «Великая Княжна» требовал обращения «Ваше императорское высочество», что означало, что она была выше по рангу других европейских принцесс, являвшихся «королевскими высочествами». Однако, домочадцы и прислуга обычно обращались к ней по имени-отчеству или называли ее уменьшительно-ласкательными именами: Таня, Татя, Татьяночка или Танюшка. Одна из фрейлин Императрицы баронесса С. К. Буксгевден рассказывала, как однажды на заседании благотворительного комитета, возглавляемого Великой Княжной Татьяной, она обратилась к ней «Ваше императорское высочество», на что та очень смутилась и прошептала: «Вы что, с ума сошли – так со мной разговаривать?»

Как и другие дети царственной четы, Татьяна воспитывалась в строгости. Она и ее сестры спали на походных кроватях без подушек, утром принимали холодную ванну, а если за день выдавалась свободная минутка, должны были заниматься вышиванием или вязанием. Их работы затем раздаривались или продавались на благотворительных базарах. Татьяну и ее старшую сестру Ольгу в семье называли «большой парой». Они делили одну комнату и были очень близки с самого раннего детства.

Татьяна была практичной и имела природный талант руководителя. Сестры прозвали ее «гувернанткой», и к родителям с разными просьбами всегда отправляли именно ее. Татьяна была ближе своей матери, чем другие сестры, и многие считали ее любимой дочерью царицы. «Не то, чтобы ее сестры любили свою мать сколько-нибудь меньше, – вспоминал Пьер Жильяр, преподававший детям Императора французский язык – но Татьяна знала, как окружить ее неистощимым вниманием, и никогда не давала выхода своим собственным капризам». В письмах Николаю II Александра Федоровна говорит, что Татьяна – единственная из четырех ее дочерей, которая полностью ее понимает.

По воспоминаниям П. Жильяра, Татьяна была замкнутая и уравновешенная девушка, менее открытая и импульсивная, чем Ольга. По его мнению, она была и менее талантлива, чем Ольга, но более трудолюбива, и всегда стремилась довести до конца начатое дело. Фрейлина и ближайшая подруга Императрицы Анна Вырубова писала, что у Татьяны был большой талант в шитье одежды, вышивании и вязании крючком, и что она могла причесать Императрицу, как профессиональный парикмахер.

Татьяна, как и мать, была очень религиозна и постоянно читала Библию. Она также изучала богословие и пыталась разобраться в понятиях добра и зла, страдания и прощения, человеческого предназначения на земле. В своем дневнике она пишет, что «необходима упорная борьба, поскольку за добро платят злом, и зло правит». По выражению одного из приближенных Императора А. А. Мосолова, «скрытная натура» делала характер Татьяны «трудным, но с большей духовной глубиной, чем у ее сестры Ольги».

Во время Первой мировой войны Татьяна вела активную общественную деятельность, являлась почетной председательницей «Татьянинского комитета» – организации, занимавшейся оказанием помощи беженцам и другим людям, пострадавшим в результате военных действий. Вместе с матерью-императрицей и старшей сестрой Ольгой она регулярно работала в госпиталях и лазаретах, занималась сбором пожертвований на оказание помощи раненым и пострадавшим. Как пишет А. А. Вырубова, «Татьяна была почти столь же ловкой и преданной делу, как ее мать, и жаловалась только на то, что из-за молодости ее не допускали к некоторым из наиболее тяжелых случаев». В. И. Чеботарева, работавшая в госпитале вместе с Великой Княжной, описывает случай, когда собралась кипятить корпии (нащипанные из тряпок нитки, которые употреблялись в качестве перевязочного материала вместо ваты), пока Татьяна была занята чем-то другим. Видя, что Великая Княжна слишком устала, женщина хотела сделать все сама, но Татьяна, заметив это, спросила: «Почему ты можешь дышать карболовой кислотой, а я нет?» – и настояла на том, чтобы помочь.

Фрейлина Императрицы С. Я. Офросимова писала: «Если бы, будучи художницей, я захотела нарисовать портрет сестры милосердия, какой она представляется в моем идеале, мне бы нужно было только написать портрет Великой Княжны Татьяны Николаевны; мне даже не надо было бы писать его, а только указать на фотографию Ее, висевшую всегда над моей постелью, и сказать: “Вот сестра милосердия”».

А. А. Мосолов вспоминал: «Во время войны, сдав сестринские экзамены, старшие Княжны работали в царскосельском госпитале, выказывая полную самоотверженность в деле… У всех четырех было заметно, что с раннего детства им было внушено чувство долга. Все, что Они делали, было проникнуто основательностью в исполнении. Особенно это выражалось у двух Старших. Они не только несли в полном смысле слова обязанности заурядных сестер милосердия, но и с большим умением ассистировали при операциях… Серьезнее и сдержаннее всех была Татьяна».

Современники отмечали, что к началу войны Великая Княжна была девушкой вполне сложившегося характера, «прямой, честной и чистой натуры, в ней отмечались исключительная склонность к установлению порядка в жизни и сильно развитое сознание долга». Она ухаживала за больной матерью, следила за порядком в доме, заботилась о Цесаревиче, сопровождала Императора на прогулках, «в общем, всем заправляла».

В письме Татьяны к родителям от 15 августа 1915 г. видно желание разделить с ними все тяготы: «Я все время молилась за Вас обоих, дорогие, чтобы Бог помог Вам в это ужасное время. Я просто не могу выразить, как Я жалею Вас, Мои любимые. Мне так жаль, что Я ничем не могу помочь… В такие минуты Я жалею, что не родилась мужчиной».

На Татьяне лежало больше общественных обязанностей, чем на ее сестрах, она чаще бывала «на людях». А. А. Вырубова и Лили Ден вспоминают, что Татьяне очень хотелось иметь друзей своего возраста, но она была ограничена своим общественным положением и неприязнью матери к свету. Лили Ден пишет, что застенчивость и сдержанность Великой Княжны часто приписывали высокомерию, но стоило познакомиться с ней поближе, как сдержанность исчезала и представала подлинная Татьяна: «Она обладала поэтической натурой, стремилась к идеалу и жаждала настоящей дружбы… Она была свежа, хрупка и чиста, как роза».

Несмотря на строгое воспитание со стороны Императрицы, оберегавшей своих дочерей от дурного влияния светского общества, девочки успели пережить первые наивные увлечения. Татьяна была влюблена в молодого офицера Дмитрия Маламу, одного из раненых царскосельского госпиталя. Малама подарил Великой Княжне французского бульдога, которого она назвала Ортино. «Прости меня за эту собачку, – писала Татьяна матери 30 сентября 1914 г. – Сказать по правде, когда он спросил меня, хочу ли я, чтобы он мне ее подарил, я сразу же ответила “да”». Татьяна взяла Ортино в Екатеринбург, где он погиб вместе с ней. Малама навещал императорскую семью около восемнадцати месяцев; даже Императрица Александра Федоровна ему симпатизировала.

В письме от 17 марта 1916 г. она рассказывала Николаю II: «Маленький Малама провел у меня часок вчера вечером, после обеда у Ани. Мы уже 1 1/2 года его не видали. У него цветущий вид, возмужал, хотя все еще прелестный мальчик. Должна признаться, что он был бы превосходным зятем – почему иностранные принцы не похожи на него?». Дмитрий Малама был убит летом 1919 г. в конной атаке под Царицыным. Татьяна к тому времени уже год как была мертва.

В марте 1917 г. Великая Княжна Татьяна вместе со всей императорской семьей была подвергнута аресту в Царском Селе, впоследствии сослана сначала в Тобольск, затем – в Екатеринбург, где была убита большевиками в ночь на 17 июля 1918 г. Последней записью в дневнике Татьяны, сделанной в Екатеринбурге, были слова св. прав. Иоанна Кронштадтского: «Скорбь твоя неописуема, скорбь Спасителя в Гефсиманском саду о грехах мира безмерна, соедини свою скорбь с Его, в этом ты найдешь утешение».

Великая Княжна Мария Николаевна

Третья дочь царственной четы родилась 14 (26) июня 1899 г. Современники описывают Марию как подвижную, веселую девочку, крупную для своего возраста, с русыми волосами и большими темно-синими глазами, которые в семье ласково называли «Машкины блюдца». Когда она была еще совсем ребенком, ее внешность сравнивали с ангелочками на картинах Боттичелли. Великий князь Владимир Александрович прозвал ее за добрый и покладистый характер «чудесной малышкой». С самого детства все окружающие отмечали добродушие, сердечность, ровный, веселый характер и приветливость Марии.

Однажды, когда малышку собирались наказать за то, что она стащила несколько ванильных булочек с родительского чайного стола, Николай II возразил, заявив: «Я боялся, что у нее скоро вырастут крылья, как у ангела! Я очень сильно рад увидеть, что она человеческий ребенок».

Маленькая Мария была особенно привязана к отцу. Едва начав ходить, она постоянно пыталась улизнуть из детской с криком: «Хочу к папа́!». Няне приходилось едва ли не запирать ее, чтобы малышка не прервала очередной прием или работу с министрами. Когда Император был болен тифом, маленькая Великая Княжна целовала его портрет каждую ночь.

Марию и ее младшую сестру Анастасию в семье называли «маленькой парой». Младшие девочки так же, как и «большая пара», жили вдвоем в одной комнате, часто носили одну одежду и были очень близки, проводя большую часть времени вместе. Быт Царской Семьи намеренно не был роскошным, поскольку родители боялись, что богатство и нега испортят характеры детей. В комнате младших сестер стены были выкрашены в серый цвет, потолок расписан бабочками, мебель выдержана в белых и зеленых тонах, проста и безыскусна. Девочки спали на складных армейских кроватях под толстыми синими одеялами. Кровати легко можно было двигать, чтобы зимой оказаться поближе к теплу, а летом поближе к открытым окнам. У каждой Великой Княжны было по небольшой тумбочке и диванчики с маленькими расшитыми думочками, стены украшали иконы и фотографии. Фотографировать девочки любили сами; сохранилось огромное количество снимков, сделанных, в основном, в Ливадийском дворце – любимом месте отдыха.

Мария часто подчинялась в проказах своей восторженной и энергичной младшей сестре, но всегда просила прощения, хотя и не могла остановить Анастасию, когда та что-то задумывала. Под влиянием Анастасии Мария стала играть в новомодный тогда теннис, причем, увлекшись не на шутку, девочки не раз сбивали со стен все, что на них висело. Они также любили заводить на всю мощь граммофон, танцевать и прыгать до изнеможения. Прямо под их спальней находилась приемная Императрицы, и та была вынуждена время от времени посылать фрейлину, чтобы утихомирить баловниц, так как музыка и грохот не давали ей разговаривать с посетителями.

Лили Ден так описывала Марию: «Великая Княжна была поразительно красива, будучи наделена типично романовской внешностью: темно-синие глаза, опушенные длинными ресницами, копна темно-каштановых волос. Мария Николаевна отличалась некоторой полнотой, что служило поводом для шуток со стороны Ее Величества. Она была не такой живой, как ее сестры, но зато имела определенные взгляды на жизнь. Она всегда знала, чего хочет и зачем. Она была просто золото и обладала недюжинной внутренней силой».

Многие отмечали, что эта юная девушка ростом (170 см) и силой пошла в дедушку – Императора Александра III. Генерал М. К. Дитерихс писал о третьей дочери царственной четы: «Великая Княжна Мария Николаевна была самая красивая, типично русская, добродушная, веселая, с ровным характером, приветливая девушка. Она любила и умела поговорить с каждым, в особенности с простым человеком. Во время прогулок в парке вечно Она, бывало, заводила разговор с солдатами охраны, расспрашивала их и прекрасно помнила, у кого как звать жену, сколько детишек, сколько земли и т. п. У нее находилось всегда много общих тем для бесед с ними…

Во время ареста Она сумела расположить к себе всех окружающих, не исключая и комиссаров Панкратова и Яковлева, а в Екатеринбурге охранники-рабочие обучали Ее готовить лепешки из муки без дрожжей».

Во время войны Мария и ее младшая сестра посещали раненых солдат в госпиталях, которым по обычаю были присвоены имена обеих Великих Княжон. Они шили белье для солдат и их семей, приготовляли бинты и корпии, при этом очень сокрушаясь, что из-за слишком юного возраста не могут стать настоящими сестрами милосердия, как Великие Княжны Ольга и Татьяна.

Обязанности младших царственных сестер также состояли в том, чтобы развлекать раненых солдат, читать им вслух, устраивать балы, где выздоравливающие могли немного развлечься. Анастасия часто приводила свою собачку, и та отплясывала на задних лапках, вызывая неизменный смех. Мария предпочитала сидеть у изголовья раненых солдат и расспрашивать об их семьях, детях, она знала по именам практически всех, кто состоял у нее на попечении.

Мария и Анастасия посещали школу для медсестер и помогали ухаживать за детьми. Мария писала отцу, как она кормит детей и убирает ложечкой кашу, стекающую с подбородка. Юная Великая Княжна очень любила детей. По воспоминаниям судебного следователя Н.А.Соколова, «она была по натуре типичнейшая мать. Ее сферой были маленькие дети. Больше всего Она любила возиться и нянчиться с ними». Однажды Мария призналась своей няне Маргарите Игер, что хотела бы выйти замуж за солдата и иметь как минимум двадцать детей.

Румынский наследный принц Кароль после того, как расстроился его предполагаемый брак со старшей из дочерей Императора Ольгой, не спешил уезжать из Петербурга и в итоге официально попросил руки Марии Николаевны, на что «Император ответил, что Мэри еще совсем ребенок, и добродушно посмеялся над этим». Кузен Великих Княжон лорд Маунтбеттен был настолько покорен красотой и добрым характером Марии Николаевны, что до самой своей гибели в 1979 г. держал на письменном столе ее фотографию.

В годы войны во время поездки к Царю и Царевичу Алексею в Ставку Верховного Главнокомандующего в Могилеве Мария познакомилась с офицером штаба Николаем Деменковым, после чего частенько просила своего отца передать ему привет. Иногда после этого она в шутку подписывала письма, отправляемые отцу: «госпожа Деменкова». Когда Деменков, или, как называла его Великая Княжна, Коля, отправился на фронт, Мария сшила ему рубашку. Они еще несколько раз говорили по телефону, и молодой офицер уверял, что рубашка оказалась ему точно впору. Николай Деменков погиб во время гражданской войны, Великая Княжна Мария – вместе со своей семьей в Екатеринбурге.

Великая Княжна Анастасия Николаевна

Четвертая дочь царской четы родилась 5 (18) июня 1901 г. в Петергофе. По одной из версий, она получила свое имя в честь вмч. Анастасии Узорешительницы, утешавшей заключенных в тюрьмах христиан, лечившей их раны и освобождавшей из темниц. Имя узорешительницы выбрали для Великой Княжны, поскольку в честь ее рождения Николай II объявил о прощении и амнистии студентов, участвовавших в волнениях в Москве и Санкт-Петербурге зимой 1901 г. С греческого «Анастасия» переводится как «воскресшая», что впоследствии часто эксплуатировалось в историях о мнимом спасении самой младшей царской дочери.

Круглолицая, голубоглазая, с пшеничного цвета волосами, Анастасия росла очень подвижным и энергичным ребенком. Домашние звали ее «маленькой», Настаськой, Настей, «кубышкой» – за небольшой рост и кругленькую фигуру, и «швыбзиком» – за подвижность и неистощимость в изобретении шалостей и проказ. Окружающие считали, что маленькая Анастасия обладала бульшим личным обаянием, чем какой-либо другой ребенок.

П. Жильяр вспоминает: «Анастасия Николаевна была… большая шалунья, и не без лукавства. Она во всем быстро схватывала смешные стороны; против Ее выпадов трудно было бороться. Она была баловница – недостаток, от которого Она исправилась с годами. Очень ленивая, как это бывает иногда с очень способными детьми, Она обладала прекрасным произношением французского языка и разыгрывала маленькие театральные сцены с настоящим талантом. Она была так весела и так умела разогнать морщины у всякого, кто был не в духе, что некоторые из окружающих стали, вспоминая прозвище, данное Ее Матери при английском дворе, звать Ее “Солнечный луч”».

Лили Ден писала: «Самая младшая из Великих Княжон, Анастасия Николаевна, казалось, была из ртути, а не из плоти и крови. Она была очень, чрезвычайно остроумна и обладала несомненным даром мима. Во всем умела находить забавную сторону и обожала всякого рода розыгрыши. Думаю, из нее вышла бы превосходная комедийная актриса. Она то и дело проказничала, это был настоящий сорванец… Она была хорошенькой, лицо у нее было смышленое, и в глазах светился недюжинный ум». Иногда проказы маленькой Великой Княжны переходили границы допустимого поведения. «Без сомнения, она побила в семье рекорд по поступкам, заслуживающим наказания, поскольку в проказах она была настоящим гением», – вспоминал Глеб Боткин, сын придворного медика Евгения Боткина, позднее погибшего вместе с Царской Семьей в Екатеринбурге.

Анастасия гораздо меньше, чем ее сестры, заботилась о своей внешности. Х. Э. Райвз, популярная писательница-романист и супруга американского дипломата, описывала, как десятилетняя Анастасия ела шоколадные конфеты, даже не побеспокоившись снять свои длинные белые перчатки, в Санкт-Петербургской опере.

В годы Первой мировой войны Анастасия вместе со своей сестрой Марией навещала раненых солдат в госпитале. Лечившийся там и знавший Анастасию лично Феликс Дассел вспоминал, что Великая Княжна постоянно «смеялась и скакала, как белочка». Даже будучи под арестом в Тобольске и Екатеринбурге, в самые последние месяцы своей жизни, она находила способы развеселиться. Вместе с остальными домочадцами она ставила пьесы, чтобы развлечь своих родителей и домашних весной 1918 г. Ее игра заставляла всех хохотать.

В письме из Тобольска, отправленном на пасхальной неделе 1918 г. сестре Марии, которую уже увезли вместе родителями в Екатеринбург, Анастасия описывает минуты радости, пережитые, несмотря на грусть, одиночество и беспокойство за больного брата:

«Ужасно хорошо устроили иконостас к Пасхе, все в елке, как и полагается здесь, и цветы. Снимались мы, надеюсь, выйдет. Я продолжаю рисовать, говорят – недурно, очень приятно. Качались на качелях, вот когда я падала, такое было замечательное падение!.. да уж! Я столько раз вчера рассказывала сестрам, что им уже надоело, но я могу еще массу раз рассказывать… Вот была погода! Прямо кричать можно было от приятности. Я больше всех загорела, как ни странно, прямо акробатка!» Один из охранников Ипатьевского дома, Александр Стрекотин, вспоминал об Анастасии как об «очень дружелюбной и полной задора»; другой охранник говорил, что она была «очаровательным чертенком», «живой, озорной, постоянно разыгрывала пантомимы с собачками, как будто в цирке».

Однако, летом 1918 г., накануне гибели, ужесточившийся режим оказал негативное воздействие на Царственную Семью. По некоторым сведениям, Анастасия так расстраивалась по поводу забитых и закрашенных окон, что попыталась открыть одно из них, чтобы выглянуть наружу и вдохнуть свежего воздуха. Часовой заметил ее и выстрелил, едва не попав. Больше она не повторяла таких попыток.

14 июля 1918 г. екатеринбургские священнослужители, проводившие службу в Ипатьевском доме для Царской Семьи, сообщали, что Анастасия и все остальные во время молебна об усопших вопреки обычаю встали на колени, и что девочки были грустными и подавленными и больше не пели ответы хора. Заметив такую трагическую перемену в их поведении со времени последнего визита, один из священнослужителей сказал остальным: «Что-то там с ними случилось».

В 2000 г. Великие Княжны Татьяна, Мария и Анастасия были канонизированы Русской Православной Церковью вместе с другими членами Царской Семьи в чине страстотерпцев. По словам С. Я. Офросимовой, именно воспитание в строгом патриархальном духе и в глубокой религиозности помогло им обрести «ту веру, ту силу духа и смирения», с которыми они безропотно и светло вынесли тяжелые дни заточения и приняли мученическую смерть.

Подготовила к.и.н. Юлия Комлева

•02 •июля• 2011•