«Живите в мире, никого не обижайте, всех любите!»

Воспоминания о схимонахине Феодосии (Косоротихиной) наместника монастыря святых Царственных Страстотерпцев на Ганиной Яме архимандрита Пимена (Адарченко).

Господь судил мне родиться в небольшом уездном городе Скопине Рязанской области. Наша семья была верующей, и именно в храме я лет с шести много слышал об одной женщине, чудесным образом очнувшейся после долгих лет беспамятства. Один из священников Скопина, отец Иоанн, и прихожане храма часто навещали эту женщину, жившую неподалёку от города. Впервые мне удалось побывать у неё, когда мне было лет десять. Отец Иоанн поехал её причащать, сердобольные прихожане собрали гостинцы для Натальи и меня взяли с собой. Тогда я не запомнил её саму, но от её дома шло такое удивительное ощущение родства, что тяготение к нему поселилось в моём сердце где-то между домом мамы и нашим храмом. Барак, где лежала прикованная к кровати Наталья (мирское имя матушки Феодосии), где не было ни воды, ни центрального отопления, подарил мне чувство ещё одного Дома в моей жизни. У меня было желание здесь находиться, благоговение и понимание, что мне готовы отдать всё.

К матушке Феодосии стремились многие. Принимала она по ночам: днём люди побаивались реакции советской власти на их визиты к верующей, а потом — так уж сложилось. Иногда с 10 вечера до 5 утра проходило до 60 человек. А пока один в келье с ней общается, остальные разговаривают о матушке друг с другом. Некоторые ездили к ней годами, потому и знали обстоятельства её жизни, и сама она иногда что-нибудь о себе рассказывала.

Когда Наталья очнулась после двадцатилетнего сна и пришла в себя, маленький город пережил шок. Ещё был Советский Союз, в котором верили в науку — единственную прогрессивную силу общества, а о чудесах знали, что их не бывает. Первые посетители хотели и пожалеть несчастную, и посочувствовать ей, и принести сёстрам какие-то продукты: килограмм картошки, испечённые дома блины.

Жалели и сестру Ольгу, которая посвятила свою жизнь уходу за едва дышащим телом Натальи. Маленький город хотел своими глазами увидеть доказательства существования сестёр и реальности чуда. Были любопытствующие, желавшие посмотреть на такую диковину. И видели женщину, которая, несмотря на невозможность двигаться, встречала всех с необычайной теплотой и лаской. Находила для них, пришедших её пожалеть, слова утешения в их печалях, придавала людям надежду и силы. Кто-то просил её молитвы, и слухи о силе этой молитвы стали расходиться, как круги по воде. А потом все стали приходить за советом и молитвами. И эта женщина, будучи парализованной, не имея возможности передвигаться, ограниченная в пространстве, порой могла найти такие слова утешения, что люди уходили и не верили в их возможность. Но происходило всё, о чём она говорила, и всё действительно устраивалось. А ведь она ещё и монахиней тогда не была. Прошло около пяти лет после нашей первой встречи, когда отец Авель, наместник Иоанно-Богословского монастыря, постриг Наталью в монашество. К тому времени матушка была известна уже далеко за пределами Рязанской области.

Есть народная мудрость: «К пустому колодцу за водой не ходят». Люди черпали от матушки благодать «вёдрами», чувствовали в её молитвах опору, а в советах — истину

Многие ищут духовного руководства, и если будете брать духовный совет, внимательно глядите на человека, его дающего. Духовный человек, когда Господь ему открывает Свою волю, ничего никому никогда не будет навязывать. Знаю это по опыту общения с духовно зрелыми и цельными людьми, с которыми, благодаря Богу, встречался на своём пути. Вернее, они мне встречались. Матушка Феодосия ни на чём не настаивала и не обязывала людей жёстко следовать её советам. За редким исключением. Бывали случаи, когда к матушке приезжали священники, просившие совета в ситуациях, требующих канонического осмысления. Вот тогда она говорила чётко и прямо.

Но по большей части к ней ехали миряне, которые хотели взмаха волшебной палочки, чтобы раз — и квартира появилась, раз — и на работе всё утряслось, раз — и муж пить бросил. Хотя — почему только миряне? Я и сам, уже будучи священником, хотел от неё такой быстрой чудодейственной помощи. Однажды мне очень хотелось обновить в храме иконостас, а денег не было — я поехал к матушке: — Матушка, помолитесь, чтобы нашёлся благодетель, который бы помог...

А она вместо ответа:

— Вот мы жили-то. Я так любила картошечку, огурчик...
— Матушка, так хочется иконочки в иконостас написать...

А матушка со своим рязанским говором:
— Масличком полью подсолнечным. Да как вкусно-то ем. А можно и рыбочки кусочек съисть (именно так матушка говорила — съисть), и слава Богу! Ты чего хлебушек-то не берешь? Всегда хлебушек надоть исти. Вот теперича чё-то говорят, хлеба нельзя много исть. Да, Боже мой, грех-то какой. Как же хлеба не исть. Испокон веку кушали.

— Матушка, а что с иконостасиком-то?

А она не отвечает, и всё тут. Ушёл не солоно хлебавши.

А потом вдруг вспомнилось. Несколько дней назад был на трапезе в одном храме на престольном празднике. Меня угощают, а я и того не хочу, и другого не хочу. Сижу — перебираю. Вот матушка Феодосия и указала мне на моё духовное состояние. Это она в глаза мне сказала: «Батюшка, вы заелись». Ходил потом, неделю себя совестил, а через неделю в храме человек появился, у которого и просить не подумаешь. А он с порога говорит: «Что-то, батюшка, иконостасик-то у вас плохонький. Давайте обновим».

Однажды обронила фразу, которую я не просто запомнил на всю жизнь, а принял глубоко в сердце: «Если ты кому-то сказал злое слово, ты его Богу сказал»

Вот так, дают тебе картошку с огурцом — так поблагодари Бога и успокойся.

Матушка словно помогала найти правильное место для пазла. Что-то внизу сложной картинки собралось неправильно, вроде уже к самому верху подбираешься, а всё перекосилось. А она и укажет, где ошибка вышла.

Обычно она так со всеми и делала. Приходил человек, просил, а она спрашивала: «А как ты хочешь?». А человек, конечно, по-своему, для себя хочет. Он уж не от одного старца, да не от одного священника едет, чтобы услышать — как он хочет. Ему, может, и говорили, как хочет Господь, но он-то не согласен по-другому. Вот и ищет в пятом месте такого старца, чтобы уже наконец-то сказать: «Меня батюшка благословил».

Матушка Феодосия посмотрит-посмотрит на такого, скажет деликатно, как она бы сделала, а потом и выдаст: «А ты попробуй, как хочешь». И пока человек не нахлебается пены своего житейского моря, так и будет до неё и во второй раз, и в третий раз бегать. И сердиться будет, что она неправильные советы даёт, после которых ничего не меняется. А уж как набегается и когда вздохнет: «Матушка, да как скажете, так и будет»… И когда она убедится, что тот созрел для её ответа, вот тогда и скажет: куда пойти, что сделать, как ответить...

В житейских вопросах она только однажды со мной напрямую заговорила. После семинарии приехал я по распределению в Рязань. Показываю Владыке диплом: мол, посмотрите мои оценочки. (Все мы люди, хочется похвалиться).

А Владыка тоненько так говорит:
— Нет у меня на одном приходе настоятеля. Давай, женись. Я тебя рукоположу и на этот приход отправлю.

Я опешил:
— Владыка, как же я женюсь? У меня и на примете никого нет.

— А ты возьми какую-нибудь, а там — как Бог даст.

Перспектива «взять какую-нибудь» меня не устроила абсолютно, и я со всех ног помчался к матушке.

Она подумала недолго и отвечает:
— Ко мне тут батюшко-владыка из Тулы приезжает часто. Ты к нему поезжай, в Тулу-то. Я ему весточку о тебе передам. Он хороший, ты с ним душой и сойдёшься.

Владыку Кирилла, который в то время был правящим архиереем Тульской епархии, я нашёл в семинарии. Он покивал головой, что ему обо мне сказали, определил преподавать и потом отправил в новый монастырь помогать монахам: «Ты же читаешь, поёшь, вот по выходным туда и езди».

Немного погодя стал я задумываться о женитьбе. И решился поехать к матушке за благословением.

Обычно она меня и расспросит обо всем с дороги, и накормит, и чаем напоит. Был у неё заветный термосок. Чай из магазина она никогда не пила. Говорила: «Русская земелька что человеку нужно, то и родит: и богородичную травку, и липу, и иван-чай», — а от всех болезней любила присоветовать средство, которое сама почитала — укропное семя.

А тут, едва я порог переступил, так и произошло явное чудо в моей жизни. Матушка аж рукой задёргала: «Ты чё удумал? Какое жениться? Я те говорю — монашество тебе, а не женитьба!».

У меня как пелена с глаз упала. Видимо, было такое искушение женитьбой, да вмиг исчезло. Я вспомнил, как мы с матушкой неоднократно беседовали о монашестве, и как я до этого уже и сам подумывал о постриге.

А с Владыкой так и завязалось наше общение, в результате которого он меня и «усыновил»: из его рук я принял монашеский постриг, он же меня и рукоположил.

Она не могла поехать к морю и была не в состоянии просто повернуться на кровати, но она принимала Тело и Кровь Христовы и жила в Боге. Она всех нас утешала так, словно была олимпийской чемпионкой по всем видам спорта сразу и будто на кровати-то отродясь не лёживала

Есть народная мудрость: «К пустому колодцу за водой не ходят». Люди черпали от матушки благодать «вёдрами», чувствовали в её молитвах опору, а в советах — истину. А она только и просила: «Живите в мире, никого не обижайте, всех любите!». Однажды обронила фразу, которую я не просто запомнил на всю жизнь, а принял глубоко в сердце: «Если ты кому-то сказал злое слово, ты его Богу сказал».

К сожалению, вокруг неё самой не всегда это условие соблюдалось. Её жизнь была очень трудной. Представьте, как она себя чувствовала физически. Прилягте и полежите двое-трое суток на спинке, не поворачиваясь. Сходите под себя пару раз.

В комнате стояла жуткая жара. Форточку нельзя было открыть, так как матушка тут же простужалась, а народа возле неё было очень много, духота постоянная. Ехали и душевнобольные, и простуженные, и с серьёзными духовными проблемами. Те, у кого и в семье всё плохо, и на работе плохо, и в транспорте толкнули, и в магазине обозвали. И пока такие люди матушку ждут, бывает, переругаются, как в очереди за колбасой. Господь, конечно, матушку держал и крепил, но многолетние приёмы окончательно подорвали её здоровье. Ночью при ней бывали келейницы, а днём она оставалась одна. Люди решали свои житейские проблемы, а она оставалась днём, закрытая на замок, не в состоянии пошевельнуться, без телефона, без колокольчика. И всё же мы можем свидетельствовать, что она уже здесь, на земле, жила в раю.

Понял я это недавно, когда услышал проповедь замечательного московского священника протоиерея Димитрия Смирнова. Он обратился к тем, кто думает, что ада не существует: «Для многих ад уже здесь. Подойдите к зеркалу, посмотрите на свое озлобленное, кислое лицо. Вы всем недовольны, всё вас раздражает — да вы уже в аду».

Судя по тому, как держалась матушка, она явно пребывала в раю. Она не могла поехать к морю и была не в состоянии просто повернуться на кровати, но она принимала Тело и Кровь Христовы и жила в Боге. Для неё это была радость, не сравнимая ни с хождением своими ногами, ни с путешествиями, ни с занятиями спортом, ни с занятием любимым делом. Она всех нас утешала так, словно была олимпийской чемпионкой по всем видам спорта сразу и будто на кровати-то отродясь не лёживала.

Когда ей совсем становилось плохо, то нам, священникам, проходила весть: матушка хочет собороваться. Несколько раз я соборовался вместе с ней. И это было счастье.

Попрощаться перед её смертью мы не успели. Обычно, когда я уезжал, она просила: «Как приедешь, дай звоночек Ольге, чтобы мы не переживали». А я её просил в ответ: «Благословите, чтоб нам увидеться тогда-то и тогда-то». А в последний раз заторопился и не спросил, когда встретимся. Это было за несколько недель до её кончины...

Много нас, священников, было воспитано при её доме. Богословскую науку мы вкладывали в себя на стороне, а настоящее евангельское образование получали в её доме: и от неё, и от тех людей, кто приезжал к ней. Она учила нас основам христианской жизни. Матушка верила, что Господь меняет человека к лучшему, и никогда не признавала ярлыки, которые любят наклеивать на людей: вор, бандит, гордец. Она знала, что у каждого есть шанс стать лучше и призывала видеть в людях светлое и доброе. Я благодарен ей за эту школу евангельской мудрости, потому что, к сожалению, потом уже её более не проходил. А в её доме, в её келье учился именно этому. Она являла собой образец сострадания. Помню, с каким воплем она обращалась к Богу и как просила Его за людей, как старалась вымаливать тех, кто преставился.

Молитва о ней для меня тиха, светла и радостна.

Господи, рабе Твоей схимонахине Феодосии даруй причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящим Тя: аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святаго Духа, Бога Тя в Троице славимаго, верова, и Единицу в Троицу и Троицу в Единстве православно даже до последняго своего издыхания исповеда.

Темже милостив тому буди, и веру яже в Тя вместо дел вмени, и со святыми Твоими яко Щедр упокой.

•05 •октября• 2015•