Врач И.Н. Канарский: Человек захочет – храм его изменит

Канарский Игорь Николаевич

Родился в 1953 г. в Подмосковье в семье военного.

В 1976 г. окончил Свердловский медицинский институт. С 1979 г. работал в Свердловской областной клинической психиатрической больнице, в Областном наркологическом диспансере, в Объединении «Психиатрия».

В 1993 г. награжден медалью святого преподобного Сергия Радонежского 2 степени за заслуги перед Русской Православной Церковью.

С 2005 г. работает заместителем главного врача по лечебной работе Областной психиатрической больницы №6.

Женат. Имеет двоих детей и двоих внуков.

Мой прадедушка по отцовской линии, Феоктист Петрович Шафрановский, был священником. До революции он был учителем и смотрителем народных гимназий Могилевской губернии, а после революции принял священный сан. То, что прадедушка священник, я узнал совсем недавно.

Даже тетушка, будучи пионеркой, учась в обычной советской школе, не подозревала о сане своего дедушки. К сожалению, мне мало что известно о прадеде и о том, как закончилась его жизнь. Спросить не у кого, когда-то большая семья разъехалась, кто-то погиб в Первую мировую войну… Но линия православной веры чудесно прошла и через мою жизнь. Крещен я был в детстве стараниями бабушки по материнской линии, которая была очень верующим человеком, ходила в храм, молилась и постилась. Правда, как и у многих тогда, то, что было посеяно в детстве, потом на долгие годы отошло на какой-то десятый план.

Во время учебы в институте я был членом комитета комсомола курса. И хотя не приходилось вести антирелигиозной пропаганды, были события, связанные с жизнью Церкви. Медицинский институт должен был организовывать добровольные дружины во время больших церковных праздников. Однажды нас направили дружинить к Иоанно-Предтеченскому храму в пасхальную ночь: мы должны были не пускать в храм никого, кроме церковных бабушек. Естественно, ночью собралась толпа любопытствующих, и нам приходилось с большим трудом протискивать бабушек через эту толпу. Бабушки были очень недовольны ажиотажем и тем, что к храму они подходили слегка помятые. Сам я в это время к Церкви относился как-то нейтрально.

Учась в медицинском институте, я поначалу мечтал о хирургии, но на старших курсах увлекся психиатрией. Действия хирурга понятны: есть диагноз, и от него зависит операция. Повторяются диагнозы – повторяются и действия хирурга. А в психиатрии каждый пациент – своеобразный ребус, который нужно разгадать, чтобы помочь человеку. Даже когда человеку стало лучше, или он выздоровел, то не очень ясно, что же к этому привело: или лекарства, или слово, или жизненные обстоятельства. Мне всегда было интересно разгадывать трудные головоломки, может быть, поэтому я и связал свою жизнь с психиатрией.

Церковь «на вооружение»

В начале 90-х гг. стали открываться церкви, и я заметил, что некоторые больные ходят туда. Мне было любопытно, что их побуждало идти в храм. Они отвечали: «Постою-помолюсь на службе, и у меня голоса пропадают, становится легче». Так как мы, врачи, четко не знаем, что может помочь пациенту, то склонны брать все на вооружение, включая Церковь.

В это время к нам в интернатуру пришел Дмитрий Максимович Байбаков, который уже вынашивал идею: формировать православную общину из сотрудников и пациентов и строить храм на территории психобольницы – первый вновь отстроенный больничный храм в Российской Федерации. Вот с этой идеей он подошел ко мне как к руководителю больницы. Не скажу, что я удивился или обрадовался. Скорее, это предложение настолько логично вытекало из самой жизни общества начала 90-х гг., из моей жизни, из жизни будущего настоятеля, что нам оставалось только собрать коллектив и обсудить поступившее предложение. Коллектив принял идею с большим энтузиазмом: быстро сформировалась первая община, в которую вошли и врачи, и сестры, и нянечки, так же быстро выделили помещение, договорились с предпринимателями, директорами фирм «Космед» и «Медекс», о помощи в ремонте и даже в приобретении мебели для будущего храма. Зарплаты задерживались или не выплачивались, новое дело начинать было очень трудно… а это дело как-то шло.

Конечно, было очень радостно, что в итоге в 1993 г. храм все же открылся. Это было событие, которое выпадало из ряда политических кризисов и каких-то финансовых неурядиц. На открытие пришло много сотрудников больницы. Вот интересно: вроде бы ты, как руководитель, со всеми сотрудниками так или иначе знаком, пересекаешься на работе, но когда ты видишь их на открытии храма, то становится понятнее, чем люди живут, на что они надеются, к чему стремятся.

Жизнь как-то стремительно закрутилась вокруг храма. Стали появляться хорошие, интересные молодые люди, которые впоследствии становились священниками. Мы общались, и было видно, что это не фанатики, а очень образованные люди с высоким уровнем культуры, которые по-честному ищут ответы на жизненно важные вопросы, по-честному хотят свою жизнь построить правильно. Их отличало отношение к другим людям, полное внимания и сочувствия.

Помню, был такой период на работе, когда зарплаты задерживались, и у некоторых сотрудников возникали мысли об уходе. С другой стороны, мы понимали, что работать будет некому. И вот на очередное собрание рабочего коллектива пришел отец Владимир Зайцев. Его приход говорил о том, что священники живут одной жизнью со своими прихожанами, знают их горести и хотят помочь. Он пришел, что-то утешительное сказал, поддержал коллектив, попросил потерпеть. И напряженность ситуации спала. Кризис удалось пережить без серьезных потерь для больницы.

Жизнь нашей семьи с открытием храма тоже начала меняться. Сначала приняла крещение моя жена Татьяна Дмитриевна и десятилетний сын Дмитрий, потом здесь же крестился внук Денис. Жена стала прихожанкой Крестовоздвиженского мужского монастыря, а я – то схожу в храм вместе с ней, то приду в Свято-Пантелеимоновский храм, в котором сразу три поколения нашей семьи стали членами Церкви.

Врача и пациента объединяет не только история болезни

После открытия храма явно изменились и отношения между сотрудниками и пациентами. Теперь уже не было жесткой преграды между этими категориями людей – ведь и те, и другие ходили в один храм, молились рядом. Они стали приветливее здороваться, говорить не только о болезнях, но и о каких-то жизненных и даже вечных проблемах. Я заметил, что больные в храме ведут себя совершенно по-другому, чем в больнице. Сказывается влияние общества, в котором пребывает человек. Расскажу один показательный и немного забавный случай. Был у нас пациент, который долго лечился, все к нему привыкли и называли его просто по имени. И вот однажды он пришел на службу в храм. Для него это было событие, поэтому он надел приличный костюм, причесался, словом, выглядел, как обычный здоровый человек. В храме его увидела медсестра и удивилась: «Сергей! В больнице ты чесался, выкрикивал разную чепуху, а здесь ты совсем другой!». Он отвечает: «Так ведь в больнице все так делают, вот и я так же делаю». Тогда она спросила: «Как у тебя отчество, а то по имени тебя называть теперь как-то неудобно?».

То есть медсестра увидела в пациенте обычного человека. На самом деле этого очень не хватает больным после выписки: к ним иногда даже родственники относятся настороженно, со страхом, что приводит к повторному замыканию человека в себе и рецидиву болезни. Храм же помогает людям воспринимать друг друга доброжелательнее, с пониманием, что у всех есть свои немощи.

В дни двадцатилетнего юбилея прихода хочется пожелать настоятелю и всем прихожанам стараться сохранить изначально заложенную в жизнь храма деятельную позицию, а также теплоту и семейность.

Автор статьи Ксения Кабанова

•01 •октября• 2013•