Добрые лица. Навигатор

«…У каждого из нас есть кто-то, кто нас любит, какие-то люди в настоящем, еще на земле, которые желают нам подлинного, истинного добра… И каждый раз, когда вспомнится имя и встанет образ, – поблагодари Бога, что есть на земле или на небе такой человек, и попроси Бога этого человека благословить за его любовь.

Вспомнятся люди близкие, родные; вспомнятся люди, которые были близки к сердцу и которые, может быть, часто вспоминаются; и, конечно, те, которых мы особенно почитаем; не потому, что мы их любим.., им дивимся, а потому, что мы не могли бы этого делать, если бы они лицом не обратились к нам, если бы их любовь, их заботливость о нас не тронула наше сердце… А потом, может быть, вспомнятся и святые…»

Митрополит Сурожский Антоний

Дмитрий Шеваров

«Добрые лица» – так называется книга писателя и журналиста Дмитрия Шеварова, книга очень интересная и необычная. Книга портретов. Повествование в 12 тетрадях: Юрий Васнецов, Константин Паустовский, Владислав Крапивин, Георгий Свиридов, Юрий Визбор, Николай Рубцов, Новелла Матвеева, Татьяна Ватсон (Брянчанинова), Лилианна Лунгина, Иван Шмелев и многие-многие другие. Но обо всем по порядку. О книге расскажет сам автор, а про личность писателя расскажем мы.

Дмитрий Шеваров родился в 1962 году. Его мама и папа были журналистами, но сам он о журналистике не мечтал, хотел быть то капитаном теплохода, то собирался в кулинарный техникум. В старших классах решил поступать на исторический факультет, приглядывался к философскому. Тем не менее, одновременно с этим ходил в школу юного журналиста. После уроков спешил в бедствующий в ту пору свердловский зоопарк— готовить свою первую проблемную статью. С этой статьей он и поступил на журфак Уральского государственного университета им. М. Горького.

После окончания университета Дмитрия призвали в армию. Два года он служил командиром взвода в отдаленном гарнизоне на Северном Урале. Затем работал в молодежной газете в Вологде, где за неполных три года прошел путь от стажера до заместителя редактора. В 1989 году его пригласили в «Комсомолку», где он проработал много лет – сначала спецкором, а потом – обозревателем. С 1997 года он обозреватель первой в России негосударственной педагогической газеты «Первое сентября», а также ведущий постоянной рубрики «Календарь поэзии» в «Российской газете». Дмитрий Шеваров – автор книг «Жители травы», «За живой водой», «Освещенные солнцем», «Добрые лица». Сейчас он живет и работает в Москве, а в Екатеринбург писатель приехал по приглашению Александро-Невского Ново-Тихвинского женского монастыря. В стенах библиотеки Миссионерского института и состоялась творческая встреча.

Негромкие люди

Хочется поклониться этому месту, где мы находимся – Александро-Невскому собору монастыря, который теперь нас встречает яркими золотыми куполами. А я вспоминаю время, когда ходил сюда почти каждый день в библиотеку краеведческого музея, которая находилась под сводами ныне восстановленного собора Александра Невского. Я поднимался туда по железной винтовой лестнице и писал там диплом.

Ничего случайного с нами не происходит. Я с детства помню, что, когда входишь в краеведческий музей – слева сидит смотрительница, пожилая женщина, которая всегда молчит: у нее такая работа: смотреть, а самой молчать. Я всегда проходил мимо нее, как проходят все, без всякого внимания к этому человеку. Но вот однажды мама заставила меня задуматься об этих людях, которые тихо исполняют свое послушание. Эти пожилые женщины действительно были такими церковными старушками, которых и сейчас можно увидеть в храмах. Это тихие, незаметные подвижники. В храме уже был музей, но они все равно чувствовали святость этого места, помнили свое детство и пытались в меру своих сил сохранять эти стены, это место. Наверное, кто-то из них оставался верующим и про себя молился…

Моя первая заметка в газету «На смену!» была как раз об одной из таких смотрительниц краеведческого музея. Старушка очень удивилась, когда мальчишка-девятиклассник пришел к ней и стал расспрашивать о жизни. Ее никогда никто ни о чем не спрашивал. Одинокая женщина, пережившая войну. Она говорит: «Такая моя обыкновенная жизнь».

Она просто прожила всю жизнь в нашей родной стране и претерпела все, что испытал народ. Она страшно удивилась, почему я к ней пришел. Ведь есть герои, есть орденоносцы, ученые люди, в музее есть даже доктора наук… И ей было до конца непонятно, почему же мне было интересно узнать про ее жизнь. С этой маленькой заметочки в газете «На смену!» – рубрика называлась «Люди негромких профессий» – все началось.

Если мы вспомним советскую печать, она и сейчас многим кажется одиозной, официозной, может быть, вульгарной, лозунговой, – но именно в этих газетах мы можем найти то, что сейчас не найдем нигде, а именно: внимание к людям «простым». Тогда молодых журналистов, студентов, ребят исподволь приучали писать не о знаменитостях, а пойди и напиши о рабочем, строителе, доярке. Нам это было не всегда в радость. Нам хотелось брать интервью у знаменитых людей, эстрадных звезд, хотелось написать очерк о каком-нибудь герое-космонавте, а на практике доставались эти негромкие профессии, негромкие люди – тихие судьбы, в которых ничего такого особенного, казалось, не происходило.

Вспомним 1991-92 годы – что произошло с нашей печатью, с нашей прессой, со СМИ, что потерялось в первую очередь? Еще не разогнали парткомы, а уже рубрики под общим названием «О людях хороших», которые были почти в каждой районной газете, исчезли: от этих людей отвернулись сразу и как по команде. Они в одночасье стали неинтересны: эти 20 лет прошли у нас без рабочих, без крестьян, без людей обычных простых профессий, благодаря которым наша страна еще держится.

Встреча – это тайна

Когда я попадал в трудную житейскую ситуацию, всегда вспоминал не какие-то громкие примеры – очень трудно подражать подвижникам, святым, великим – дерзать на это сложно, а вспоминались люди, которые жили рядом с тобой, может быть, соседи, на которых ты не обращал внимания. Они как-то сумели прожить жизнь достойно. Это достоинство хотелось запечатлеть. Из этого чувства родилась потом книга, которая называется «Добрые лица». В ней почти 100 очерков и рассказов о людях, часто совершенно никому неизвестных – просто о тех, кого я встретил на своем пути.

Но у нас как встречи иногда происходят? Ведь можно встретиться с человеком, который уже ушел из жизни. Встретиться с ним можно благодаря фильмам, книгам, рассказам о нем, которые живут в народе. В книге собраны рассказы о людях, которых чаще всего вы не узнаете, но я их встретил и, может быть, о них больше некому было написать. Мною двигало не чувство долга, не какое-то послушание, что надо обязательно написать, – нет. Мне действительно были интересны и эти старики, и дети, и подростки.

Вообще, интересно думать и писать о других, интересна судьба другого человека, если ты хочешь и можешь оглянуться, отвлечься от себя. Есть такие ситуации, когда очень больно сосредоточиваться на себе, и это только толкает к унынию, – тогда надо открыть окна души и встретиться с тем человеком, которому гораздо труднее, чем тебе. И в описании его жизни, в том, как ты его слушаешь, постепенно твоя боль проходит. Это удивительное средство от уныния – послушать другого человека, подумать о нем, пожалеть иногда, а иногда позавидовать хорошей завистью, что человеку удалось то, что не удалось тебе.

В книге нет ничего необычного. Я думаю, что любой человек, который водит пером по бумаге, если было бы время, мог бы для своих внуков, детей, других людей написать книгу о тех, кого он встретил на своем пути. Вообще, это очень таинственная вещь – встреча… Почему мы встречаем именно тех, которых мы встречаем, а других людей мы, кажется, должны были обязательно встретить – и вот одна секунда, одна минута, а мы заскочили в поезд, в автобус, мы уехали, а они остались, и мы их никогда не смогли увидеть. Это одна из загадок нашей жизни, над которой не устаешь думать. А когда уж тебе посылается встреча, ты понимаешь, что это удивительный человек, и ты чувствуешь, как через жизнь, судьбу этого человека ты получаешь силы для своей жизни. Это удивительное чудо встречи, которым хочется поделиться.

Добрая сторона

Книга «Добрые лица» прорастала во мне 30 лет. Что-то печаталось в газетах, что-то в журналах. Конечно, это и автобиография, ты все равно невольно пишешь о своем видении этого человека. Иногда меня спрашивают: у вас добрые лица, когда такой-то человек попал в эту книжку, ведь о нем говорят тако-о-ое, он вообще злой, он написал то-то и сказал вот это, он совершил некрасивый поступок, а вы его в книгу «Добрые лица»? На что мне остается только сказать: ко мне этот человек повернулся доброй стороной. Я не знаю о нем ничего плохого и не хочу знать.

Есть замечательное письмо, которое в 1913 году отец Павел Флоренский написал Василию Розанову. А Розанов писал ему о разных безобразиях, творящихся в Российской империи, о том, что вообще жить невозможно, отвратительно, грязно, страшно и остается только проклинать – такое было настроение у Василия Розанова. На что отец Павел ему ответил: мол, я не хочу ничего знать, не хочу никого судить – на это есть прокуроры, на это есть судьи, а мое призвание оправдывать людей и любить их. Я не точно процитировал письмо Флоренского, здесь просто важен общий смысл. Мы с утра и до ночи окунаемся в поток осуждения, и, все время находясь в этом котле, очень трудно сохранить любовь, благодарность. Мы часто несправедливы к своим близким, часто срываемся. Конечно, можно оправдываться временем, но…Я много занимался историей, и многие мои герои прожили весь XX век, они очень старые люди.

Сейчас много такого хорошего, о котором мы не знаем, не говорим, не пишем. Вообще, мы очень мало видим «живых» людей на страницах журналов, газет, в интернете. Те фотографии, которые мы видим, совершенно не имеют отношения к образу Божьему в человеке – это такие искаженные зеркала. Наверное, это еще связано с цифровыми технологиями. Я очень близко дружу с великим фотографом (о нем в книге «Добрые лица» тоже есть очерк) Павлом Павловичем Кривцовым – фотохудожником, который снимает на черно-белую пленку. Он говорил мне, что цветная фотография – блеск, гламур. Цифра не улавливает те душевные, духовные состояния человека, которые для нас наиболее драгоценны. Вот вы откройте дома любой альбом с черно-белыми фотографиями, и вы его не скоро закроете, потому что увидите – вроде обычные, простые, примитивные фотографии, которые раньше казались любительскими, а теперь даже пожелтели – но от них не оторвать глаз. А что в них? А в них та простота, великая простота жизни, черно-белая. Она оттеняет духовное в человеке, а не плотское.

С чего все началось

Итак, книга начиналась 30 лет назад. Это был 1983 год. Это была последняя большая практика, которая занимала два месяца. Мы писали уже в солидных газетах – областных, республиканских. И вот я со своей будущей супругой попал в Уфу – столицу Башкирии. Была газета «Советская Башкирия» – очень казенная, в которой напечататься живому слову было чрезвычайно трудно, там все рубилось, калечилось… Кто жил в то время, тот знает, как партийные газеты умели превратить жизнь в железобетонную стену.

Но я все равно благодарен этой практике, потому что тогда меня послали в уфимский детский дом. Он был эвакуирован из центральной России во время войны и так и остался в Башкирии.

Был дождливый осенний день. Сентябрь. Развезло дороги, тропинки, а детский дом находился в старом парке. Наверное, это был усадебный парк. Возможно, там когда-то был храм. И вот остались огромные тополя, липы, дубы, которые обычно растут около старых храмов. Я шел под этими дубами, по листьям. Вокруг – тишина и дождь.

Почему-то я пришел в детский дом вечером и не застал ни директора, никого. И только была ночная нянечка-старушка. Я расстроился сначала, ведь я хотел брать интервью у директора, а никого нет… Я уже вышел на веранду. Знаете, в старых детских садах есть такие верандочки. Там лежали совочки, лопаточки. Рядом была столовая, и пахло компотом – уютный запах урюка, отчего я вспомнил о своем детском саде. И я почему-то медлил уходить. И вернулся обратно, потому что понял – чего-то главного не сделал.

Я просидел весь вечер со старушкой, которая укладывала детей спать. Она мне ничего не рассказывала. Я просто слушал, как она поет. Родом она была из Смоленской области. Ее звали Анна Прокопьевна Тимошкина. Во время войны, в 42-м году, она спасла своих детей и племянниц. Война прошла через ее деревню: на одной стороне были немцы, на другой – наши. И вот она шла к нашим через поле, через дорогу тащила этих детей на себе. Осколком ей оторвало правую руку.

С тех пор прошло уже 30 лет, и она работала в детском доме, куда их отправили в эвакуацию. Она была истопницей – всем, кем угодно, и все с одной левой рукой. Когда я увидел этот ее пустой рукав, когда услышал смоленские песни, которые, наверное, пели еще в XIX веке, а сейчас их уж точно не услышишь, во мне произошел внутренний переворот, и я об этой женщине не мог уже забыть.

Мы с ней расстались, я ее больше никогда не видел, но возвращаюсь к ней памятью. Сначала я написал о ней для газеты «Советская Башкирия», но они так ничего и не опубликовали, потому что для них это было слишком камерно, и не было никакого события. Но позднее я написал о ней в «Комсомолке», а потом и в книге «Добрые лица».

«Имена на снегу» (из книги «Добрые лица»)

– Якушев… Харламов…передача… опасная ситуация…Го-о-л!!!

Под ликующие комментарии Николая Озерова я надевал валенки и, укутанный до самых глаз, вываливался во двор.

Дедушка оставался смотреть хоккей, а бабушка шла на мороз – досматривать за мной, дошкольником.

Снег восторженно скрипел, звезды сияли, и от этого скрипа и сияния на душе становилось ясно и празднично. Улочка наша, заставленная сугробами, как белыми сундуками, освещалась лишь низкими окошками. Свет из них падал под ноги, и было так приятно вступать из темноты в светлый квадрат на дорожке.

За всеми окнами была слышна жизнь – где тихая, где говорливая, но везде приветливая. Из одного окошка слышался все тот же «хоккейный» голос Озерова, из другого – не очень трезвое, но задушевное пение, из третьего – уютный стукоток швейной машинки…

Потом мы смотрели на звезды. Они вздыхали, мерцали, дышали на морозе и были такими же восхитительно прекрасными, как окошки.

Возвращаясь к нашему дому, мы примечали теплый, как топленое молоко, свет на втором этаже. Это окно так много говорило нам. Это было наше окно, единственное такое на свете. А на первом этаже светилось окошко моего приятеля Мишки, рядом – Сережкино, над ним – Маринкино…

Мне и сегодня кажется, что за зимними освещенными окошками живут сплошь хорошие люди. Где свет – там дети, там старики, там все родные.

По окнам нашего дома я выучился считать до десяти. И первые слова я написал не дома, на бумаге, а по снегу – сухой веткой. На первом снегу очень удобно рисовать. И тогда весь двор – твои прописи. Бабушка диктовала мне, а я выводил прутиком: МАМА, ПАПА, ДЕДА, МАША…

Потом бабушка ставила мне на снегу пятерку, и мы шли домой. Только жаль было оставлять имена на дворе, ведь снег имеет обыкновение таять. Или выпадет за ночь новый снег и засыплет мои слова.

Вспоминая сейчас об этом, вдруг понимаю, что всю жизнь занимаюсь именно этим: пишу имена на снегу. Выходит очерк в газете, а на другой день этой газеты уже нигде не найти – она, как первый снег, живет один день.

И затаенно мечтаешь о том, чтобы дорогие нам имена не исчезали, не таяли.

Чтобы они жили в книгах, в фильмах, в стихах, а главное – в сердце. Вот с какой мыслью я собирал эту книгу.

…Помню, как мы возвращались с бабушкой домой, а дедушка говорил, что соскучился без нас. Пока я тащил из шубейки веревочку с варежками, чтобы положить их на печку, дедушка постукивал сброшенные мной валенки друг о дружку.

А потом мы пили чай, и дедушка рассказывал нам, как Харламов забросил три шайбы, и наши победили канадцев, хотя те грубо толкались и дрались.

Перед тем, как уснуть, меня тянуло выглянуть в окно. Во дворе, уютно укрывшись с головой белоснежным одеялом, спал длинный сарай. На снегу, как коврик, лежал свет из чьего-то окошка.

И, если приглядеться, можно было прочитать имена.

Статью подготовила Елена Сетник (Рысева)

•01 •октября• 2013•