Елка дедушки Митрича

Вдали от городской заставы были разбросаны деревянные домики, занесенные снегом и забитые досками. С ранней весны и до глубокой осени через город проходили переселенцы. Их бывало так много, и они были так бедны, что добрые люди выстроили им эти домики, которые сторожит отставной солдат, Митрич. К зиме дома освободились, и не оставалось никого, кроме Митрича, его жены Аграфены и еще нескольких крестьянских детей, неизвестно чьих. На эту зиму у Митрича осталось восемь таких сирот. У одних родители умерли, у других ушли неизвестно куда. Кто они? Куда их девать? Откуда пришли? Никто этого не знал. «Божьи дети», – называл их Митрич.

Накануне Рождества Митрич подошёл к жене и весело проговорил:

– Ну, баба, какую я штуку надумал! Видал я у господ, как они к празднику детей забавляют. Принесут елку, уберут гостинцами да свечами, а ребятки-то ихние просто даже скачут от радости... Думаю себе, лес у нас близко, срублю себе елочку да такую потеху устрою ребятишкам, что весь век будут Митрича поминать.

Митрич весело подмигнул жене и, взяв топор, отправился в лес срубить елку.

На следующий день, после обедни, Митрич зашел к своему приятелю — лакею начальника и рассказал о своей выдумке.

– А у нас была елка, – сказал приятель. – Хочешь, я тебе насыплю полную шапку разных огарков свечей, и синих, и красных?

– Доброе дело сделаешь! – воскликнул Митрич и через десять минут шел уже с полным карманом огарков. Ему надо было еще зайти поздравить переселенческого чиновника; тот был занят и, не повидав Митрича, велел сказать ему «спасибо» и выслал четвертак.

Вернувшись домой, Митрич стал обдумывать, когда и как устроить елку.

Восемь детей, стало быть, восемь конфет. По копейке – это восемь копеек. Вынув полученный четвертак, Митрич поглядел на него и сообразил, что можно купить детям конфет, а себе колбасы, которую очень любил, но покупал редко и ел только по праздникам.

Возвратившись из города, Митрич вошел в барак и весело проговорил:

– Ну, публика, здравствуй!.. С празником!

– Рождество Твое, Христе Боже наш! – в ответ раздались недружные детские голоса, и Митрич, сам не зная почему, прослезился.

– Ах вы, публика, публика! – шептал он, утирая слёзы и улыбаясь.

Митрич вышел и сейчас же вернулся с елкой.

– Ну, теперь смирно! Вот маленько оттает, тогда помогайте!

Дети глядели и не понимали, что делает Митрич. Когда елка согрелась, в комнате запахло свежестью и смолою. Детские лица, всегда печальные и задумчивые, вдруг повеселели. Митрич принес огарки и начал привязывать их нитками.

– Ну-ка ты, кавалер, давай-ка сюда свечку! Вот так! Ты мне подавай, а я буду привязывать.

– И я! И я! – послышались голоса.

– Ну и ты, – согласился Митрич. — Один держи свечки, другой нитки, третий давай одно, четвёртый – другое... А ты, Марфушка, гляди на нас! Вот мы, значит, и будем все при деле.

Кроме свечей, на ёлку повесили восемь конфет. Митрич покачал головой и вслух подумал: «А ведь жидко!»

Но делать было нечего — кроме конфет, Митрич ничего не мог повесить на ёлку. Вдруг ему пришла такая мысль, что он даже остановился: «Детишки малые... ничего не смыслят, ну, стало быть, мы их будем забавлять». И, недолго думая, Митрич решился. Хоть он очень любил колбасу и дорожил каждым кусочком, но желание угостить на славу превозмогло все. «Ладно! Отрежу всякому по кусочку и повешу на ниточке и хлебца по ломтику отрежу и тоже на елку».

Как только стемнело, ёлку зажгли. Всегда угрюмые и задумчивые, дети радостно закричали, глядя на огоньки, и, когда Митрич велел плясать вокруг елки, они заскакали и зашумели. Смех, крик и говор оживили в первый раз эту мрачную комнату. Любуясь елкой, Митрич улыбался, поглядывая то на кусочки хлеба, то на кружки колбасы, то на детей, и наконец скомандовал:

–Публика, подходи в очередь!

Сняв с елки по куску хлеба и колбасы и оделив детей, Митрич взял гармошку и, позабыв свою старость, вместе с детьми пустился плясать, наигрывая и напевая:

Хорошо, хорошо,

Хорошо-ста, хорошо!

–Публика! – воскликнул он наконец. – Свечи догорают... Берите сами по конфете, да и спать пора!

Дети радостно бросились к елке, а Митрич с умилением смотрел на них. Душа его переполнилась такой радостью, что он и не помнил, бывал ли еще когда-нибудь в его жизни такой праздник. Это был единственный праздник в жизни переселенческих «Божиих детей». Елку Митрича никто из них не забудет.

Н.Д.Телешов

•29 •декабря• 2011•