Иное

У волка есть волчица,
У голубя - голубица,
У берега есть море,
У счастья есть горе.
У инока есть Иное.

Инок Всеволод

Однажды в своей книге «Тайна русского слова» Василий Ирзабеков написал: «Встречаясь с монахами, русский человек не мог не заметить, что при всей своей схожести с ним эти люди все же иные. И дело тут вовсе не в разнице во внешнем виде и даже не в отсутствии привычного для обычных людей уклада жизни и семьи. Нет, разительное отличие иноков виделось в иных, непонятных обывателю ценностях, о которых он едва ли мог догадываться. Словно они обитают рядом, но в то же время в параллельном, ином мире, где царят иные законы, где дорожат иными ценностями, где кажется иным сам воздух за высокими стенами обители».

Сегодня в рубрике «Навигатор» мы хотим познакомить читателей «Православного вестника» с писателем, поэтом и богословом иноком Всеволодом (Филипьевым), который делится с нами размышлениями о своем творчестве.

Как все начиналось

Зачастую все, кто занимается литературой, пробуют писать еще в детстве, а потом ловят себя на мысли, что без творчества уже не могут жить - пишешь всегда, это как воздух, как способ существования. Иногда это даже отвлекает, мешает, потому что все время хочется записать свежую мысль, услышанную где-то в толпе или в разговоре, а иногда рождаются целые стихотворные строчки. Свое первое стихотворение я написал в 12 лет, и оно было посвящено маме. Это потом, спустя много лет, после того, как я побывал на Ладожском озере в Валаамском мужском монастыре и принял монашество, все, что было написано до этого и в стихах и в прозе, я посчитал нужным забыть, вычеркнуть из жизни, чтобы на чистом листе создавать новые произведения.

В конце весны 1992 года люди продолжали, как и прежде, спешить по утрам на работу или не спешить и спать до полудня. Иные уже начали готовиться к летним отпускам, иные зевали от скуки и смотрели бесконечные бразильские телесериалы. Москва не провалилась под землю, а до падения нью-йоркских близнецов оставалось девять лет. Реки текли по прежним руслам, и пригородные поезда отправлялись по расписанию. Все было, как было. просто я ушел в монастырь.

Впрочем, о создании литературных произведений я тогда и не думал. Отправляясь в монастырь, все мои мысли концентрировались на покаянной жизни, чтобы учиться тому пути, который заповедали нам святые отцы. Но в послушаниях, которые были очень разнообразны, будь-то где-нибудь в трапезной или на поварне, или по каким-нибудь делам на монастырском хозяйстве, вдруг рождалась стихотворная строчка и душа изливала свои молитвы, свои мысли через поэзию. Так появились первые мои монашеские стихи.

Первые свои поэтические опыты я, конечно, показывал своему духовнику иеросхимонаху Рафаилу, а кроме него митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну. Владыка читал, редактировал, вносил свои изменения, ' но в целом одобрил и благословил издание первой моей книги «Крещение покаянием». Хочу вспомнить интересный момент. Я, как и многие поэты, не во всех своих стихах ставил название. Когда читаешь оглавление поэтического сборника, у некоторых стихов есть название, а у некоторых просто ставится три звездочки и стихотворение получает свое название по первой строке. Владыка митрополит Иоанн дал мне совет, чтобы все стихотворения обязательно имели свое название. Он сказал, что не может быть всадника без головы и книги без названия, очень важно, чтобы было лицо, было название. С тех пор таких стихов - с тремя звездочками, без названия, я не пишу.

По мере того, как с помощью Божией я продолжал двигаться по иноческому пути, мой путь лежал в русское церковное зарубежье, в Свято-Троицкую духовную семинарию, в Лавру русского зарубежья, в Джорданвилль. Окончив семинарию, я остался там преподавать, а вместе с тем нес послушание в редакции - занимался редактурой наших периодических русскоязычных изданий, работал над книгами Джорданвилль-ского издательства. Таким образом, я постоянно жил в стихии русского слова, не отрываясь от нее.

О сиюминутности и вечности

Но вот что меня стало интересовать и даже тревожить: насколько наше литературное творчество, даже если оно духовное, православное, принадлежит вечности, или оно мимолетно, преходяще и остается в вечности одна лишь молитва. Быть может, стоит уйти в некий духовный затвор, чтоб полностью посвятить себя только молитве, не отвлекаясь на другие труды, поскольку они не имеют своей части в вечности. Этот вопрос меня очень интересовал, и я стал искать ответ у святых отцов. А так как в семинарии я долгое время преподавал церковную литературу, патрологию, то перед моим взором прошла целая ретроспектива мнений святых отцов. Из их писаний я понял, что наше творчество, если оно во славу Божию, будь то искусство, зодчество, христианская литература - принадлежит вечности. Иоанн Крондштатский, к примеру, пишет о том, что духовные писатели творят для вечности. Этот ответ, данный святыми отцами, меня очень обнадежил и обрадовал. Ведь даже если вспомнить, многие отцы древности, святители IV века, скажем, святитель Григорий Богослов, были поэтами, и многие богослужебные тексты писались на греческом языке в оригинале в виде поэзии.

Конечно, если писать о вечном, то стихи не могут быть сиюминутными. Но что значит «о вечном» в мирском понимании? Например, о любви - можем услышать мы в ответ. Но о какой? Любви между мужчиной и женщиной - страстной, чувственной, пылкой? Такие стихи есть в творческой копилке каждого поэта, в какую бы эпоху он ни жил. Или о любви к матери, к родителям, к отчему дому, к родной земле? А что значит писать «о вечном» для инока? Это могут быть стихи о любви, но о любви совсем иного рода.

Мостик к храму

Литературное и поэтическое творчество в наше время имеет очень большое миссионерское значение, потому что не все люди - и молодежь, и люди старшего поколения - могут обратиться сразу к святым отцам и к богослужебным текстам. И поэтому им нужны некие мостки, которые приводят их в храм, к занятиям богослужебными текстами, церковным пением. Такими мостками может быть православная художественная литература и поэзия. Поэтому значение ее как миссионерского оружия очень важно для современных людей. Такая литература главным образом обращена к тем, кто в этом нуждается. Если человек читает Священное Писание, святых отцов, Псалтирь, конечно, цель достигнута, и ему совсем не обязательно обращаться к художественной прозе, беллетристике - просто всему свое время.

Иночество и творчество: что объединяет инока и писателя?

Для меня это очень близко, и здесь я не вижу никакого противоречия, потому что иночество для меня это идея неотмирного жития, евангельского, христианского, к которому мы все стремимся, не только монашествующие, но и миряне. Это идея, принесенная в мир На-чалоположником нашего пути христианского

- Самим Христом. Идея неотмирности очень важна, противоположная ей, идея обмирщения, убивает саму суть христианства. И поэтому для меня иночество это необходимый фундамент христианского жития, а на нем надстраивается жизнь либо мирская, либо монашеская, кто уже какой путь избирает. А путь писательский, путь церковного литератора, для меня это тоже путь богослужения, потому что, когда мы говорим о богослужении как о молитве в храме, мы подразумеваем то, что мы приходим в храм и этим служим Богу, молимся Богу. Но если ты подметаешь церковный двор во славу Божию, если ты для братии во славу Божию готовишь трапезу, если ты во славу Божию занимаешься литературным творчеством, то это тоже будет богослужение. Поэтому мое литературное творчество я воспринимаю как богослужение и как молитву - мою немощную молитву, которую я по мере сил могу возносить Богу.

Подготовила Елена Рысева,
фото из личного архива инока Всеволода

«ПВ» РЕКОМЕНДУЕТ: Инок Всеволод (Филипьев)

• Сборник стихов «Иное»
• «Стихополотно»
• «Подвиг и Лирика»
• «Начальник тишины»
• «Ангелы приходят всегда»

•06 •августа• 2010•