Журнал «Православный вестник»

Журнал «Православный вестник»

Адрес: Екатеринбург, Сибирский тракт, 8-й км,
Свято-Пантелеимоновский приход
Екатеринбургской епархии РПЦ
Почтовый адрес: 620030, г. Екатеринбург, а/я 7
Телефон: (343) 254-65-50•


•Русская Православная Церковь
Московский Патриархат
Екатеринбургская епархия•

 
Главная → Номера → №10 (87) → «Человек меняется в покаянии»

«Человек меняется в покаянии»

№10 (87) / 9 •октября• ‘09

Светлана ЛадинаЛюди и время

Андрей Владимирович Кабанов, вице-президент Фонда «Город без наркотиков», депутат Городской Думы — фигура настолько яркая и известная, что долгое время я не решалась попросить его об интервью для нашего «ПВ». 

К тому же, помнились его жесткие и решительные высказывания по поводу наркоторговцев («Смерть барыгам от Ройзмана и Кабанова!») — только таким он, в основном, и представал на экране. Но поведать о человеке, одиннадцать лет употреблявшем наркотики, а потом круто изменившем свою жизнь и посвятившем ее борьбе со страшным злом и помощи другим людям, очень хотелось. Ведь это — рассказ об истинном покаянии, о Промысле Божием, о Его любви и милосердии. И я набралась смелости и позвонила. Буквально на следующий день в помещении Фонда «Город без наркотиков» мы общались с человеком искренним и необыкновенно доброжелательным. По моей просьбе Андрей Владимирович рассказывал о Фонде, о вере, о себе. Вот его рассказ.

По благословению

В самом начале создания Фонда мы пришли к Владыке Викентию. Он нас слушал буквально 15 минут, во всем разобрался, проникся и понял, что здесь никакого подвоха нет. И он нас благословил.

Потом много было всяческих измышлений. Все телеканалы — не только российские, но и иностранные — побывали у нас. И первый французский канал, и англичане, и ведущие американские каналы приезжали именно за тем, чтобы защищать от нас права человека, в том числе и наркоманов. Они общались с нами, потом приезжали в реабилитационный центр на Изоплит, знакомились с его работой, и мнение у них менялось. Однажды ветеран войны во Вьетнаме приехал из Америки с нами чуть ли не драться. Мы его привезли на Изоплит, он там пробыл неделю, пришел к выводу, что другого метода не существует, и в Америке стал пропагандировать тот же самый метод. Но без помощи Божией это все было бы невозможно, нереально. Как только у нас начинались какие-либо серьезные неприятности, первый звонок я делал отцу Аврааму и своему духовнику, отцу Вячеславу Зайцеву. И начинали за нас молиться и женский монастырь, и мужской монастырь, и все священники. Поэтому любые опасные ситуации, которые вокруг нас складывались, с помощью Божией разрешались. Потом, когда уже начались самые тяжелые события, когда нас хотели просто посадить, духовенством был организован молебен возле часовни святой Екатерины и, надо отдать должное, все прекратилось. Поэтому без помощи Божией наша деятельность была бы невозможна.

Точно так же, как невозможно без помощи Божией и отказаться от наркотиков. Многие люди говорят: чтобы бросить колоться, нужно мобилизовать свою волю. А что ж начинали-то колоться, своей волей? Здесь человек со своей волей никогда ничего не сделает. Даже если он в какой-то момент бросит, это место останется незанятым, и он либо снова начнет колоться, либо начнет пить, либо с ним произойдет еще много всякой ерунды.

Еще один важный момент. Есть такой Дружинин — воцерковленный православный человек, тоже занимается реабилитацией наркоманов. Но, когда я встречался с реабилитантами из его центра, меня всегда поражало: то, что они бросили колоться, они ставили себе в такую заслугу, что там просто была одна гордыня. «Я» — и весь мир должен вокруг него крутиться. Вот он бросил, и его должны носить на руках, дать ему звание Героя Советского Союза, как минимум — Героя России.

Меня это всегда поражало. Потому что, когда человек бросает то или иное греховное действие — пить, колоться или еще что-то — он еще лет десять должен у всех просить прощения и своим трудом замаливать свои грехи. На самом деле, иногда у людей, которые чего-то добиваются, развивается гордыня от того, что они лично сумели, смогли, они это ставят себе в заслугу. Как правило, потом опять следует падение, и пока человек не поймет, что он — песчинка, раз — и его нет, что он может только уповать на Бога, — он и поделать всерьез ничего не сможет.

Наркомания — это распущенность и одержимость

Очень большие споры были у нас с медиками. Мы утверждаем, всегда говорили и говорить будем, что наркомания — это не заболевание. Не существует такого заболевания, при котором нужно грабить, убивать, родителей в гроб загонять и при этом быть больным. Слово болезнь подразумевает в себе соучастие, соболезнование, жалость. Определенно, к наркоманам вот этого допускать нельзя. Все наркоманы в мире добиваются, чтобы их признали больными людьми. И как только они этого добиваются, на этом все заканчивается. Начинаются всевозможные метадоновые программы, по которым наркоманам выдается наркотик метадон — он раз в 7 сильнее героина, соответственно, зависимость гораздо тяжелее. Это программы Сороса. Сорос ничего хорошего для России никогда не хотел и не будет хотеть. Это один из видов подрыва моральных устоев России. То есть, будем давать метадон, наркоманы будут совершенно спокойно его получать, употреблять — и все будет нормально. Не будет у нас будущего, не будут дети рождаться и тому подобное. Мы для себя так определили, что наркомания — это не заболевание, это обыкновенная распущенность. И в свое время об этом же самом сказал Святейший Патриарх.

Он сказал, что это жажда новых наслаждений. Соответственно, это — распущенность. И одержимость. То, что себе позволяют наркоманы — это самая натуральная одержимость, бесноватость и тому подобное. Через нас прошли тысячи. То, чего мы наслушались, не поддается описанию. Были моменты, когда детки ели грибы-поганки — один такой, наевшийся поганок, проглотил свой крест. Убивают они запросто. С амфетамина — даже говорить не хочется, что с ними происходит. То есть, это одержимость самая натуральная, и во всех наркотиках есть присутствие сатаны. Я об этом говорю, потому что я это знаю. Когда к нам приходят две тетеньки — бабушка и ее дочь, у которой великовозрастный детина-сын наркоман, приходят зимой в тапочках и в кофтах, и Женя Ройзман спрашивает, почему они так одеты, они отвечают: «Он все проколол». И это сплошь и рядом. Скажем, двое родителей из трех жалуются, что дети их избивают.

Мало того. Мне привезли одного красавца из Тюмени, 16 лет ему. Я спрашиваю: «Где он наркотики берет?» Мама его отвечает: «Я покупаю». «Как же это Вы своему сыну наркотики покупаете?» Она приоткрыла грудную клетку, а та просто черная. Сын ее бьет, а мать ездит, покупает ему наркотики. То есть, это — одержимость, чистый сатанизм. Но, как только люди вокруг начинают наркомана жалеть, наркоман их пожирает. Как сатана ищет, ищет, находит слабые места и потом всех пожирает. Родители начинают покупать наркотики, считать его больным, таскать по всевозможным клиникам, платить бешеные деньги.

В свое время в наш город приехал шарлатан Назарлиев, у него клиники по всему миру, а первая из них была в Бишкеке. Лечение у него еще тогда было самое дорогое — в месяц по пять тысяч долларов, курс лечения полгода, потом еще полгода. И были случаи, когда люди продавали квартиры, чтобы лечиться у него. Ладно, если человек богатый и у него есть средства. Когда Назарлиев приехал к нам году в 2002-м, то встретился с Росселем и предложил открыть здесь, в городе, свои клиники. Но Россель сказал: «Сначала переговори с ребятами из „Фонда“. Если они одобрят — пожалуйста». Сам Назарлиев — наркоман, он не скрывает, что курит «план» — марихуану. И, когда он приехал к нам на Изоплит, посмотрел — а у нас нет ни одной таблетки. Наши реабилитанты в течение месяца находятся в наручниках — не потому, что мы хотим причинить им боль, а потому, что нет у нас для каждого отдельной комнаты. Это ограничивает их перемещение.

Что касается так называемой ломки, которая на самом деле — шантаж себя и окружающих, — на третьи — четвертые сутки они у нас засыпают. Так вот, Назарлиев приехал к нам, увидел всех наших красавцев, начал с ними разговаривать. Спрашивает: «Сколько лет колешься?» — «Пять лет». «Какая доза?» — «Полтора — два грамма героина в сутки». «Что тебе ставят?» А все на него смотрят и смеются. Он сказал: «Да, у вас ноу-хау, но мне нужно зарабатывать деньги». Потом на Областном телевидении у нас с ним была передача, где мы высказывали свои точки зрения. И Россель его в город не пустил, дай Бог ему здоровья за это.

Когда человек тонет, из воды его достают за волосы

Как только люди понимают, что наркомания — это обыкновенная одержимость, распущенность, все сразу становится на свои места. И только жесткое отношение — не жестокое, но жесткое — дает возможность вернуть человека к нормальной жизни, повернуть его к Богу. Когда нас обвиняют в жестокости, — наручники, хлеб и вода — мы сразу говорим: «Извините, а когда они грабят и убивают — это не жестоко?» Все наркоманы — это стопроцентные преступники, все до одного. Обязательно наступает момент, когда они идут на преступление. Может быть, поначалу есть деньги, или они тащат их у родителей. Как правило, потом родители выгоняют — и начинаются преступления. Это не жестокость? Когда человек тонет, его из воды достают за волосы, а, делая искусственное дыхание, как правило, ломают ребра. Никто не говорит, что это жестоко. Мы же не заставляли никого колоться, пить, вести себя недостойно.

Сейчас у нас сообщений о наркоточках и наркоторговцах — наверное, тысяч за пятьдесят. Когда мы впервые о себе заявили, с нами очень многие телеканалы стали работать. Первым, кто нас поддержал на центральном телевидении, был Александр Любимов, программа «Взгляд». Когда мы с ним встретились, и все это в прямом эфире прозвучало, тема была обозначена на всю страну. А здесь наши журналисты начали с нами работать — Шеремет очень серьезно к этому подошел, это большую пользу принесло. А потом еще Женя Ройзман издал свою книгу о Фонде.

2006 год. Выступление Е. Ройзмана на конференции «Национальная сфера ответственности: «Власть, Церковь, бизнес, общество против наркомании» в Зале Церковных Соборов Храма Христа Спасителя

Владыка бывал у нас неоднократно. Какоето время нас окормлял мужской монастырь. В разное время к нам ездили разные батюшки. Когда у нас были самые тяжелые времена — разгром женского реабилитационного центра на Изоплите — отец Владимир Зайцев, у которого поначалу было к нам настороженное отношение, приехал туда и был там с нами, он видел, что у нас все по-честному и понимал, что происходит. Люди вправе делать какие-то свои выводы. Понятно, что у людей, знавших меня раньше, отношение было настороженным: «От него надо ждать того-то и того-то». Люди почему-то в первую очередь предпочитают видеть все плохое или не видеть вообще ничего. Даже наши близкие друзья-товарищи в первое время все хотели понять, какую выгоду мы преследуем. Многие думали, что в какой-то момент мы начнем получать дивиденды от государства, от области. А мы говорили, что не нужны нам бюджетные деньги, потому что там, где начинается бюджет, там начинается воровство. Нам ничего не надо, лишь бы нам не мешали.

Финансово было поначалу, да и сейчас, трудновато. Но люди, которые нас знают, нам помогали. В самые, казалось бы, тяжелые моменты, всегда находились друзья, которые выручали, помогали. Но, когда Ройзман написал свою первую книгу о Фонде и там перечислил тех, кто нам помогает, их сразу начал проверять ОБЭП. И нам потом звонили и просили никого больше не упоминать.

Военные действия

Понятно, что для определенного круга лиц мы — основная кость в горле. Первой нашей задачей была борьба с наркооборотом, а реабилитация — это уже вторично. Понятно, что мы нанесли удар по тем людям, которые стоят за наркоторговлей. Мы и говорили, и говорим, что наркооборот без негодяев в правоохранительных органах невозможен, в любой стране мира. Всегда за наркотиками стоят большие чины. По нам работали, да и сейчас, наверное, работают, всевозможные правоохранительные структуры. Но я говорю всем так: если было бы за что посадить, уже посадили бы. И когда говорили, мол, через вас тонны наркотиков проходят, вы организовали здесь сбыт наркотиков и так далее, у меня всегда возникал вопрос: если это так, почему нас никто не посадит? Если высокие чины нас не прикрывают, а, наоборот, работают против нас, почему нас все никак не посадят?

Когда захватывали женский реабилитационный центр, нас с Ройзманом арестовали, посадили в камеру в Кировском РУВД и сказали: «Парни, нам дана команда любой ценой довести вас до тюрьмы». Но судья не дал санкции на наш арест. Хотя судья был именно тот, с которым у нас когда-то был конфликт. Он нас с Женей удалял из зала суда во время процесса по делу наркоторговца, то есть отношения у нас с ним были напряженные. И, тем не менее, этот же самый судья сказал: «Не вижу здесь ничего, они не виноваты». И нас освободили.

Судебная практика

Был такой институт общественных обвинителей. Мы выступали на судебных процессах. Сейчас полномочия общественных обвинителей новое законодательство прекратило, а тогда они действовали. А полномочия были такие же, как у прокурора. То есть, заранее можешь познакомиться с материалами дела, на суде сидишь рядом с прокурором, судья дает тебе слово — можешь участвовать в процессе, выступать, задавать вопросы. По всем основным ключевым фигурам наркоторговли мы выступали в качестве общественных обвинителей. И порой нам предлагали очень большие суммы — начиная от 15 000 долларов — только за то, чтобы мы в процессах не участвовали. Так было с делом Морозовской. У нее было по городу 50 с лишним точек торговли героином, за неделю она продавала килограмм по десять. И получила за это 14 лет лишения свободы.

Аналитика смертности

С самого начала мы стали вести учет смертности от передозировок. Когда мы только начинали работу Фонда, смертей от передозировки было в месяц порядка шестисот-семисот. К 2002 году бывали месяцы, когда смертности не было вообще. То есть, удавалось удерживать это в узде. Да и сейчас удается. Но в связи с принятием новых законов стало сложнее. Аналитика смертности от передозировок позволяет четко определить, когда в городе появляется партия наркотиков и какого они качества. Мы поддерживаем связь и со «Скорой помощью», и со службой ВИЧ, потому что, надо сказать, что у нас более 30% пацанов ВИЧ-инфицированы, у всех гепатит В и С. А у девушек 100% ВИЧ. Но самое интересное — у нас было семь случаев, когда у ВИЧинфицированных людей, бросивших колоться, диагноз не подтверждался. Был у нас реабилитант, у которого при первом обследовании обнаружили ВИЧ, после пребывания у нас ВИЧ исчез, а потом, когда он сорвался и снова начал колоться, опять появился ВИЧ. Когда врачам об этом начинаем говорить, они только улыбаются.

Финансовый вопрос

Изначально вся реабилитация у нас была бесплатная. То есть, родители приезжали и привозили своим деткам продукты питания в расчете на месяц. Но стало получаться, что продукты есть в начале месяца и в конце, а в середине кушать нечего.

Тогда мы все подсчитали, и стали ежемесячно собирать взносы, но это ни копейки плюсом. В эту сумму заложены расходы на питание и аренду помещения. Но процентов тридцать у нас находятся бесплатно. А дети — все бесплатные. Детьми начал заниматься еще Игорь Варов, он начал собирать беспризорников. Самый первый из них — Вася — теперь уже парень здоровенный. Сейчас у нас порядка 14-ти человек подопечных. «Таганский ряд» нам для них на Шарташе построил дом. Они у нас и в школу ходят, и спортом занимаются.

С системой бороться бесполезно, а помогать людям можно всегда

Никогда в жизни ни в какую политику мы не собирались, но... Когда нас начали щемить со всех сторон, умные люди сказали: вам нужен статус. А там как раз подошли выборы в Госдуму, и мы этот статус сделали. Когда к нам перед выборами пришли имиджмейкеры, они сказали Ройзману: «Давай, Женя, сделаем вот так-то, отснимем вот такой-то материал!» Он говорит: «Вы что, с ума сошли? Зачем нам это надо? Вот наша работа, нас все уже знают. Посчитают люди, что мы достойны — выберут» — «А если не выберут?» — «Значит, недостойны». Очень он их этим удивил. И в результате за Женю было отдано 106 тысяч голосов, он стал депутатом Государственной Думы. Но и потом еще говорили, что мандат депутатский у Ройзмана все равно отберут. То есть, мы неуместны, неугодны и так далее.

Еще мы пошли в Городскую Думу — с надеждой, что, может быть, что-то удастся изменить. Но, как мы сейчас уже понимаем, изменить ничего не удастся никому и никогда, это система. А помогать людям можно и вне системы. Причем, когда мы начинаем говорить про коррупцию, надо быть до конца честными: коррупцию создавали все мы, все наше общество. Ведь те люди, которые берут деньги — они не с Луны свалились. Я не знаю ни одного гаишника, который остановил бы меня за нарушение и сказал бы: «Дай мне денег и езжай дальше!» Обычно я говорю: «На тебе деньги, и я поеду дальше».

То есть, мы с вами их воспитывали таким образом; приходили, допустим, оформлять документы и искали, кому бы дать конфеты или коньяк, чтобы долго не ждать, а потом вдруг сказали: «Давайте все будем честными!» Так что, это все — наше детище. И мы для себя решили, что с системой бороться бесполезно, а помогать людям всегда можно. Но и молчать тоже нельзя, мы как говорили, так и говорим, как делали, так и делаем.

Чудо веры

Крестился я в 27 лет. Это был 1987 год, советское время. Мы с моим товарищем, ныне покойным (он от наркотиков умер) в то время и кололись, и в карты играли, и занимались всем, чем ни попадя. Почему вообще пошли креститься — не знаю, пошли, да и все. Ну, я покрестился — и забыл об этом. Уже позже попал в Москве в клинику, там молодая женщина, Ольга ее звали, много нам о вере рассказывала. Потом уже я, когда бросил колоться, стал ходить к отцу Владимиру Елисееву. Этот батюшка в свое время служил в Краснотурьинске, он один из старейших служителей нашей епархии. А матушка его когда-то была моей школьной учительницей. И вот я к батюшке приходил, слушал его, но не исповедовался и не причащался. А уже здесь, в Екатеринбурге, мы с женой начали ходить к отцу Вячеславу в Свято-Троицкий собор. Стали исповедоваться, причащаться. Мы с женой тогда жили в гражданском браке. Батюшка нам сказал: «Все, либо вы расписались и обвенчались, либо больше не приходите». И мы обвенчались. А потом у нас образовался приход во имя святого праведного Симеона Верхотурского.

Сначала нас человек 30 собиралось. Чудесным образом получилось, что нам досталась земля в самом центре коттеджного поселка. И мы построили маленький деревянный храм в честь праведного Симеона Верхотурского. Потом построили еще храм в честь блаженного Косьмы Верхотурского. Там у нас красивейшая территория, есть еще часовня с источником Симеона Праведного. Владыка нас благословил, Бог даст — будем делать проект каменного храма Покрова Пресвятой Богородицы. Теперь у нас в приходе до двухсот человек собирается. Воскресная школа большая, уже несколько поколений детей в ней отучилось. Церковная жизнь идет потихоньку, и нам без Церкви невозможно. (В настоящее время Андрей Кабанов является чтецом храма во имя иконы Пресвятой Богородицы «Нечаянная радость» — прим ред.)

Православие. Взгляд изнутри

Надо отдать должное, слава Богу, государство развернулось к Церкви. Но не должно быть сращивания государства с Церковью. В свое время это ведь не инопланетяне, это православные люди храмы разрушали — те, которые десятилетиями в церковь ходили. Почему? Потому что Церковь отождествляли с властью, а к власти отношение всегда очень серьезное. Поэтому к Церкви как к власти и относились.

И такого быть не должно. Для продвижения каких-то идей есть мы, миряне, мы можем быть и в политике, и в бизнесе. Церковь только должна, как пастырь, нас направлять и говорить, что правильно, что неправильно. Все остальное уже мы, миряне, должны делать, от священников это не должно исходить. Также я считаю, что Церковь не может участвовать в политической жизни, не имеет права. И когда меня спрашивают, был ли я в «Справедливой России», я отвечаю, что не был и ни в какую партию не пойду никогда. Нашей партии — уже более двух тысяч лет, и у нас другой нет. Когда ты идешь в партию, ты присягаешь на верность этой партии, ты говоришь: «Я буду делать, как мне велят». А то, что тебе скажут делать, может идти вразрез с твоими православными убеждениями. И при этом существует партийная дисциплина. Поэтому человек православный, я думаю, должен остерегаться вступать в какие-либо партии. Уживаться надо со всеми, спасаться надо со всеми, так, чтобы не по твоим словам, а по твоему образу жизни было понятно, что ты — православный.

Иной раз люди возмущаются: «Вот, священники на машинах ездят!» А почему они должны пешком передвигаться? Как правило, священнику купить машину помогают его прихожане. «Вот, этот священник, он такой-сякой!» Так ведь это прежде всего человек, и с него спросится в десять раз больше, чем с тебя. Считаешь, что он поступает неправильно — сам так не делай, вот и все, а на его проступки не смотри. Начни с себя, с себя спроси. А люди, придя в храм и увидев, что там существуют пожертвования за что-то, начинают и смущаться, и осуждать. Так ведь раньше-то было понятие десятины, каждый человек от своего заработка абсолютно официально отдавал десятую часть, и Церковь ни в чем не нуждалась. А сейчас этого нет. На что тогда Церкви существовать? И я не знаю ни одного храма, где человеку не дали бы свечку или не окрестили бы его бесплатно, если у него нет денег.

Человек меняется в покаянии

Для православного самые большие искушения возникают от праздных разговоров. Как только начинается праздный разговор — обязательно тут же будет осуждение, злословие, и пошло, и пошло. Начинаешь гневаться, ругаться и так далее. Я, когда разговаривал с отцом Авраамом по поводу Фонда в самом начале нашей деятельности, он мне сказал: «Возможно большое искушение именно в том плане, что, когда ты будешь работать по наркоторговцам, наркоманам, у тебя будет возникать гнев». Я когда-то был за смертную казнь для наркоторговцев, но теперь с возможностью такого наказания не согласен. Возможность покаяться должна быть у человека. Причем, эта грань — за что стрелять, за что не стрелять — она очень тонкая. Кто будет цензором — за что убивать, за что не убивать? Каждый человек имеет право на покаяние. Да любой себя вспомни до воцерковления из тех, кого я знаю, или меня самого взять — ужас!

Я, когда первый раз пришел исповедоваться, отец Самон моей исповеди не выдержал, отправил меня к отцу Петру. Я у отца Петра исповедовался, потом пришел домой, тетрадь свою взял, снова что-то вспомнил, записал. Прихожу на следующий день — отец Петр с ужасом говорит: «Это что, новое?» — «Да нет, это я старое еще записал». В общем, три раза ходил исповедоваться.

А когда в Меркушино освящали храм Симеона Праведного, я там впервые причастился. Потом стали мы туда ездить частенько, начал регулярно исповедоваться и причащаться. Ну, все равно, поганок-то много. Но когда говорят, что человек не может измениться, какой есть — такой есть, я не согласен. Человек меняется в покаянии, он начинает понимать, что даже те вещи, которые он раньше считал правильными, в корне были неправильными.

Еще одна беда православного человека — суета, куда-то все спешат, бегут. А надо остановиться, посмотреть вокруг. Мне всегда нравилось бывать в Меркушино. Вот там вся эта гонка остановилась, ни радио, ни телевидения, ни зеркал, и жизнь размеренно идет. Утром служба, вечером служба, все потихоньку, все хорошо.

Еще одно искушение — телевизор. Это, вообще, отдельная тема. Вот сейчас все говорят: откуда у нас столько педофилов и гомосексуалистов? Откуда у нас то? Откуда у нас это? А это — плоды телевидения, которое показывает все, что ни попадя. Некоторые каналы просто ведь включать нельзя. Нам говорят: вы же свободные люди, считаете это плохим — не смотрите. А как это, например, ребенку объяснить? Когда ты рядом с ним — все понятно, а когда он один на один с этим ящиком? Как ему устоять перед искушением, если это еще ребенок со слабой волей? Взрослые-то не всегда справляются.

Православная вера — самая тяжелая, тут на скамеечке не отсидишься. Надо пахать, пахать и пахать. У нас батюшка всегда говорит: «Пост без молитвы — это голодовка, диета». А для меня как раз вопрос пищи — самый простой. Существует другая проблема, как старцы говорят — людей не есть. Я своим говорю: ты ведь можешь даже мясо есть, но ты брось материться, брось курить — вот это будет пост. Зачем Господь беса в мире оставил? Для того, чтобы ты мог бороться с ним, своей свободной волей. Есть у тебя выбор — вот и борись.

...Когда меня спрашивают: «Завтра встретимся?», я отвечаю: «Доживу, так встретимся». «Как? Что?» — «Так ведь все под Богом ходим!» Я недавно прочитал, что основная цель жизни христианина — умереть правильно. И я не пессимист, я оптимист.

P. S.: Это интервью было записано в апреле 2008 года (ПВ № 5 — 2008г.). Его публикация в этом номере — наше поздравление Фонду «Город без наркотиков», который в сентябре 2009 года отметил свое 10-летие. Держитесь! Божьей помощи вам!

 

•В других номерах:•

№6 (118) / 3 •июля• ‘15

Люди и время

Три дороги бабушек из Бураново

Светлана Ладина

№1 (109) / 17 •апреля• ‘13

Люди и время

Протоиерей Алексий Кульберг: «Помолиться Богу и увидеть друг друга»

Беседовала Светлана Ладина

– Отец Алексий, когда и как в вашей жизни возникли Бог, Церковь, Православие? – Наверное, впервые – классе в 5-м. Я рос в нецерковной советской семье. Но жили мы в живописном уголке Подмосковья, и из окон нашего дома были видны 4 храма, один другого краше.

 
Паломничество

Святое Семейство в Египте

Египет — страна беззаботного туризма или средоточие великих христианских святынь? Мы всегда думали, что первое. Оказалось — второе. Нашим гидом по христианскому Египту стал игумен Димитрий (Байбаков). 

 
Путь к Богу

Найти опору в Боге

Светлана Ладина

О таких людях, как Ксения Возгривцева, народная поговорка гласит «И швец, и жнец, и на дуде игрец». Судите сами: в жизни Ксении работа преподавателя двух вузов — УГТУ-УПИ и УРГУ совмещается с послушанием звонаря храма целителя Пантелеимона и пением…

Яндекс.Виджеты

Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.

Все Виджеты Православного телеканала «Союз»

Яндекс.Виджеты Православного телеканала «Союз»

Православный вестник. PDF

Добавив на главную страницу Яндекса наши виджеты, Вы сможете оперативно узнавать об обновлении на нашем сайте.

добавить на Яндекс