Если полагаться на свои силы – можно сразу паковать чемоданы

Он в начале пути – это точно. Когда-то он впервые пришел в храм, решил принять Православие и креститься, стал изучать веру и искать свою дорогу к Богу, больше года помогал бездомным в качестве добровольца «Автобуса милосердия», потом прошел через трудничество на Валааме и службу в армии. Каждый путь вскрывал в сердце множество новых вопросов. А после возвращения домой обнаружилось, что все дороги и все вопросы ведут обратно, в монастырь.

Наш герой Максим Зайков совсем еще молод. Когда мы записывали это интервью, завтрашний день обещал ему главное – отъезд на Валаам. Так и случилось – на следующий день Максим улетел.

Максим, когда ты серьезно познакомился с монастырской жизнью?

Я пробыл пять месяцев в монастыре до армии. А до этого я бывал там только как паломник. И, конечно, есть большое отличие. Когда ты трудник, тебя ставят на послушание, ты открываешь себя заново. А потом я служил в армии на Валааме.

Это какая-то особая служба? Чем она отличается от обычной службы в армии?

Чисто технически – ничем, что касается, например, дисциплины офицеров, солдат. Да, стоит храм в честь Георгия Победоносца, офицеры лояльно относятся к тому, что раз в неделю, раз в две недели приезжает батюшка и служит Литургию. Разумеется, никаких вечерних служб и Литургии по будням, но все равно это большая помощь для тех, кто не хочет прерывать своей литургической жизни. Такая воинская часть не одна, насколько я понимаю, и около Оптиной Пустыни есть дивизия.

В 1995 году, в соответствии с соглашением о сотрудничестве Русской Православной Церкви и Министерства обороны РФ, было разрешено прохождение воинской службы насельникам Валаамского монастыря призывного возраста в военной части ПВО, дислоцированной на Валаамском архипелаге. В связи с тем, что насельников призывного возраста на острове Валаам немного, для укомплектования подразделения в монастырь принимаются благочестивые православные юноши, которым, в силу духовного устроения, сложно служить на общих основаниях (семинаристы, приходские алтарники, чтецы и т.д.), и которые согласны нести нелегкие монастырские послушания до призыва в воинскую часть.
Источник: Valaam.ru

Все ребята верующие?

На осенний призыв монастырских ребят больше, чем весной. Человек окончил школу, университет, летом поработал в монастыре. А потом — армия. А весной просто бывают ребята по набору. Но быт для всех один, боевая подготовка общая. Просто кто-то пошел в храм. А кто-то нет. Вот и вся разница.

А какова атмосфера?

Попроще, подружелюбнее. А вообще, я бы хотел сказать: все эти страшные истории об армии так въедаются в наше сознание, что мы решаем ни в коем случае не отдавать своих детей служить. Но все зависит от тебя, от твоего настроя, от твоей внутренней силы. От того, как четко ты различаешь, где добро, а где зло. В этом, конечно, вера помогает.

Расскажи, как ты к пришел к вере.

Банально скажу, что Господь привел. Внешние события были второстепенными. Друзья мои воцерковлялись и ждали первого ребенка, искали крестного. Так я и познакомился с батюшкой, с храмом. Мне тогда был 21 год, я был некрещеным, индифферентно относился к вере. Знаете, есть известный помысел, когда лукавый не пускает человека, говоря: «Там люди добрые, хорошие, святые, а на себя посмотри, как ты туда зайдешь?». Это левый помысел. Но он может обладать человеком годами и даже десятилетиями. И человек, вроде бы, смиряется, ощущает себя недостойным, но все равно не делает шагов к Церкви. Это как в притче: блудный сын говорит, что недостоин даже сыном называться, но он идет к отцу. Он действует, делает шаг. Встать и пойти — это самое тяжелое.

Воспоминания духовника

Его привел одноклассник. Когда я его увидел, то был шоке, не знал, что с ним делать, потому что он был абсолютно лысый и с двумя большими сережками в ушах. Такой образ был у него. Он был некрещеный, сказал, что хочет подготовиться к Крещению. В процессе подготовки он сначала снял сережки, потом стал волосы отращивать. И занимался, изучал веру очень внимательно, вдумчиво. А после Крещения у него началась церковная жизнь — целостная, собранная, устойчивая. А потом пришел выбор: или аспирантура, или армия. В аспирантуру он поступил, но пошел в армию. Выбрал служить на Валааме, на полгода уехал туда трудником, потом отслужил и приехал сюда с твердой решимостью здесь не оставаться. Вот, попрощались с ним: с одной стороны радостно, с другой — грустно, Господь забирает себе лучшее. Была надежда, что он вернется и будет помогать, из него бы получился хороший священник. Попрощались – и такое ощущение тихой радости, полноты.

Расскажи о своем детстве, родителях.

Я родился и вырос в Екатеринбурге, занимался музыкой, играл на разных музыкальных инструментах, учился довольно успешно, читал. Но процесс поиска всегда заходил в тупик.

Родители у меня невоцерковленные. Мама крещеная, причем непонятно как, может быть, бабушкой. У нее пятеро сестер, и все крещены, считают себя православными. Но пока не в Церкви. А папа не крещен. С этим тяжко. Я, конечно, пытался как-то повлиять на родителей в плане веры. У нас ведь у всех есть отрицательный опыт переделывания близких. Это мы по гордости считаем, что можем кого-то обратить, наставить. Если, все же, обратим одного человека – вот этого (показывает на себя) – там, глядишь, может, что-то изменится. Наши слова ничего не значат, мы можем говорить тысячи слов на воздух, чужого сердца они не будут трогать. Помните, когда архимандрит Ефрем (Кутсу) приезжал из Ватопеда, привозил Пояс Богородицы? И ему одни и те же вопросы сыпались: как детей, как родителей переделать, привести к вере. Он отвечал: «Не говорите много с детьми о Боге, а говорите с Богом много о детях». Думаю, то, что не могут сделать наши слова, сделает молитва.

Как родители восприняли твое решение уйти в монастырь?

Они против этого. И страдают, и нервничают сильно. Но здесь еще раз подтверждается мысль, что, если мы видим смысл в тленном — в детях, а потом цель эта теряется (мало ли что может случиться) – значит, она изначально была поставлена неправильно. Мы неоднократно говорили об этом с папой. У родителей часто проскальзывает мысль, что я шантажирую их, бравирую этим поведением и хочу чего-то добиться. Например, такой вопрос звучит: «Что мы должны делать, чтобы ты не уходил в монастырь?». Я говорю: «Ничего, это не зависит от вас». Я – единственный сын, и это еще сильнее их расстраивает. Знаешь, есть родственники, которые поняли. Конечно, это не своего сына отпустить. Хотя они, может быть, были бы рады, если бы их ребенок пришел к Церкви. Некоторые сказали, что очень рады за меня и считают, что со временем родители поймут мой поступок. Что это – радость.

А могут ли родные тебя посещать?

Приход в монастырь и постриг в монашество — эти два этапа разделяют годы. И, чем крупнее монастырь, тем большее количество лет разделяет их. Конечно, поначалу никто не будет запрещать общаться, письма писать, звонить. И совесть не запрещает. А все-таки постриг — это смерть и рождение нового человека, у которого нет родителей по плоти, а появляются родители по духу.

С мирской точки зрения – довольно жестокое отношение к родителям, несправедливое даже...

Но и Господу говорили, что жестоко слово сие, и некоторые с тех пор не ходили за Ним. Мы же читаем эти строки в Евангелии. Евангелие – вообще не пряничная книжка и не детская сказка. Это жесткое Слово, которое разделяет — не мир, но меч. Но если мы верим Богу, значит, мы верим Его слову. Мы имеем примеры, как не просто неверующие, а богоборческие родители после пострига своих детей сами приходили в Церковь, даже сами принимали постриг, уже на старости, конечно, но все равно.

Скажи, монашество — это определенный риск? Ведь ты не знаешь, сможешь ли ты посвятить себя Богу?

Да, конечно. Но Господь не оставит, если мы не оставим Его. Лично я не выдержу ничего. Это факт. Но Господь укрепляет и помогает. Если полагаться на свои силы, то можно сразу паковать чемоданы. Не только в монастыре, а вообще... Мы же всегда имеем отрицательный опыт надежды на свои собственные силы и посрамления.

Сейчас у нас в стране монастыри — это неизведанное, многими забытое место.

Да, современному человеку кажется, что это место угрюмое, скорбное. Люди бородатые ходят, страшно. Но это все очень поверхностное представление. Я, когда приехал на Валаам первый раз паломником, подумал: «Такие толпы паломников, как же отцам там живется?». Вот идет монах, я на него смотрю, а он – глаза в пол. Думаю: «Молодец, отцы наблюдают, чтобы братья не получали никаких внешних впечатлений». Другой идет, посмотришь – интересно ведь, любопытно – тоже опускает глаза. Просто занимаются своим делом.

Почему именно Валаам?

Трудно ответить на этот вопрос, это не рациональный выбор. Понятно, я не буду приукрашивать, говорить, что это идеальный монастырь. Везде люди живут. Они ведь только стремятся к Богу. Бывают и искушения, но это ведь не отменяет сути. И люди стремятся в монастыри, постоять на службе, которая длится шесть часов, исповедоваться у иеромонахов. Иногда до трех часов ночи исповедь затягивается. Отцы, хотя и с трудом, выдерживают этот наплыв паломников, но держатся, потому что люди приезжают опустошенные, унылые, раздраженные и хотят поддержки, участия. Бывает, что человек пришел на исповедь – и на час там задержался, но старцы не торопят его, на них возложена эта обязанность.

А были ли моменты сомнений в вере?

Пока не было, но я думаю, будут еще, потому что лукавый не исчерпал еще своего арсенала. Думаю, они неизбежны. Я общался с ребятами, у которых были такие искушения. Они говорят: «Ох, Господи, чтобы никогда это не повторилось». Одному брату было попущено сомнение на один час. Он принял помыслы, подумал, что люди, находящиеся в храме — просто дураки, что Бога нет. Это длилось около часа, и теперь он вспоминает об этом с содроганием и болью сердечной и говорит, что не выдержал бы более, с ума бы сошёл. А мы читаем в «Отечнике», что великим отцам приходилось испытывать такие борения годами.

Как сохранить трезвость, не впасть в прелесть?

Кто бы мне рассказал об этом! Я не считаю себя вправе по таким вопросам сложным давать советы. Бывает такое, что человек мечется, ищет себе духовника, обязательно святого, чудотворца, и прочее, и прочее. Эта погоня, мне кажется, говорит о том, что все-таки один человек в прелести — это я, который не готов смириться, чтобы моим духовником был просто смиренный батюшка.

Все же, у всех людей разные причины ухода из мира? Как ты видишь эти причины?

Причина одна — любовь к Богу. Я знаю, что лукавлю, когда так говорю. Ее у нас нет. Я знаю, что люблю вкусно есть, долго спать, принимать всякие помыслы, не люблю молиться. А еще я себе иногда вру, что я люблю Бога. Это то противоречие, которое нужно устранить. Вообще, конечно, есть отрицательная мотивация — разочарование в миру. Но ее одной очень мало, потому что она может привести к ревности, гордыне, мыслям, что все погибнут, а я один спасусь. Я постепенно пришел к разочарованию в современных ценностях: получил историческое образование, работал, неплохо зарабатывал в русско-китайской фирме, организовывал поставки. А потом постепенно осознал, что хочу не один день посвящать Богу, а все семь.

Максим в начале пути – это точно. И в этом начале уже есть духовный поиск и духовный подвиг. Помогай тебе Господь, Максим.

•12 •декабря• 2014•